http://dynacon.ru/content/articles/2318/#a1

Изборский клуб - ИДК :: Доклад Изборскому клубу А.Дугина при участии В.Коровина и А.Бовдуновa

Введение. СЕТЬ ТАИТ В СЕБЕ УГРОЗУ

В истории человечества войны всегда отражали уровень технологического развития, и в современную постиндустриальную эпоху странами Запада, в первую очередь США, активно разрабатывается модель войны нового типа. Эта теория получила название сетевых войн [1]. Отношение к сети Интернет или к компьютерным играм это имеет лишь относительное. Сетевая война – это теория качественного сдвига в военных технологиях и в устройстве современных обществ в целом.

Теория сетевых войн пришла на смену концепции ядерного сдерживания, которая преобладала в эпоху холодной войны и была основана на соревновании в производстве ядерного оружия и средств его доставки на территорию вероятного противника между двумя сверхдержавами – США и СССР. После распада Варшавского блока и СССР остался только один главный полюс – Соединённые Штаты Америки, которые из сверхдержавы превратились в гипердержаву.

Сетевая война в отличие от войн предшествующего периода ведётся не государствами и даже не блоками, а глобальными структурами, которые могут быть как институционализированы тем или иным образом, так и иметь подрывной террористический характер. В стремительно глобализирующемся мире вся социально-экономическая, политическая и культурная структура пронизывается информационными каналами, они-то и составляют сети.

Само понятие сети требует пояснения. Сеть, по которой протекает информация любого толка – от бытовой, общественно-политической, энергетической до военно-стратегической, – постепенно из чисто технического средства становится главной жизненной артерией современного общества. Различные сетевые структуры – к которым относятся, и средства связи, и масс-медиа, и транснациональные корпорации, и религиозные организации, и НПО, и политические ячейки, и спецслужбы различных государств – постепенно интегрируются в общую чрезвычайно гибкую и разнородную структуру, где в прямое соотношение между собой вступают элементы, которые никогда прежде не соприкасалась. В эпоху холодной войны идеологическая борьба двух систем и военно-техническое развитие были строго разведены между собой. В сетевой войне идеология и технология связаны между собой неразрывно, вплоть до неразличимости. Но суть идеологии и технологии качественно меняется: в чистом виде нет ни противостояния друг другу национальных государств, ни конкуренции капитализма с социализмом. Всё стало намного тоньше.

Теория сетевой войны, разработанная Пентагоном, исходит из необходимости контролировать мировую ситуацию таким образом, чтобы основные глобальные процессы развертывались в интересах США или, по меньшей мере, им не противоречили. Специфика сетевой войны состоит в том, что она ведётся постоянно и непрерывно и направлена не только против врагов, какими для США являются страны оси зла – Иран, Северная Корея, Сирия, и т.д., но и против нейтральных сил, таких как Россия, Индия, Китай, и даже против союзников, таких как страны Европы или Япония. Целью сетевой войны является не победа над противником в прямом столкновении – это лишь небольшой фрагмент сетевой войны, – но установление и поддержание контроля над всеми остальными, в том числе и над союзниками. Этот контроль реализуется самыми различными способами, но главным образом за счёт разнообразных сетей, построенных по алгоритму, разработанному американскими стратегами. И несмотря на то, что этот алгоритм может быть просчитан и другими центрами сил, инициатива в его создании, его развитии и изменении должна находиться у американцев. Защита сетевого кода, с помощью которого лавины сетевой информации дешифруются и структурируются, – одна из главных задач сетевой войны.

Если в войнах предыдущих поколений всё решало вооружение, например, количество танков или ядерных боеголовок, то теперь самым главным является обладание сетевым кодом. Информация и сети становятся в глобальном мире всё более открытыми, но искусство декодирования и систематизации этой информации, напротив, всё более засекречиваются. Владеть информацией могут все, но по-настоящему понимают её только специалисты сетевых войн.

Американцы уже приступили к активному использованию сетевых войн на практике: мы видели это на примере цветных революций в Сербии, Грузии, Украине, и везде на постсоветском пространстве, где разнородные информационные стратегии и аморфные неправительственные, часто молодежные, организации и фонды смогли привести ситуацию к желательному для американцев политическому результату[2]. И всё это без прямого военного вмешательства. Цель – подчинение своим интересам условно «независимых» государств, а это и есть задача любой войны, – была эффективно достигнута сетевыми методами. Правила ведения сетевой войны в условиях горячего конфликта были отработаны американцами в Ираке и Афганистане[3].

Но не только сами американцы ведут сетевые войны. Их противники – террористы из Аль-Каеды также позаимствовали эту модель, и стараются развивать свои собственные радикально-исламистские сети и проникать в иные сетевые пространства. Американские эксперты считают, что теракты 9/11 были следствием эффективного проникновения в казавшиеся строго засекреченными американскими спецслужбами сети обороны и безопасности.

Мы не можем игнорировать теорию сетевых войн и в России. Хотя бы потому, что США, стремящиеся к планетарному контролю, уже ведут такую войну против нас. И мы обязаны понимать её правила, осмыслять её принципы, изучать её стратегии, систематизировать её логику. В отличие от войн прежнего поколения сетевые структуры могут выглядеть вполне мирно и внешне никак не связанными ни со стратегическими институтами, ни с профессиональной разведкой – вербовкой, добыванием секретов и т.д. Невинная НПО любителей шахмат, молодежное движение «габберов», правозащитная общественность или маргинальная религиозная секта вполне могут быть элементами опасной подрывной сети, при том что большинство участников об этом не будут и догадываться.

Часть 1. МИР ОХВАЧЕН СЕТЕВЫМИ ВОЙНАМИ

Абсолютный контроль над всеми участниками исторического процесса вполне достижим

СЕТЕВОЕ ОБЩЕСТВО И ЕГО ВРАГИ

О сетях сегодня написано много книг. Есть технологические руководства по развитию торговых сетей, есть руководства для шпионов о том, как создавать вербовочные сети. Существуют инструкции по наладке компьютерных сетей в офисе. Мы всё время сталкиваемся с понятием сеть, но чем больше мы с ним сталкиваемся, тем более фундаментально мы не понимаем его сути.

Иерархия vs энтропия

Не только общество эпохи модерна, но и общество традиционное, и даже религиозные цивилизации, всегда основывались на противостоянии двух начал – иерархии и энтропии. Энтропия на языке физики означает переход вещества на более низкий уровень организации с выделением энергии, другими словами – это тлен, падение, инерция, сопротивление.

Иерархии всегда пытались организовать мир, культурный космос людей, общество, государство, культы, придать жизни отдельного народа, большого государства или даже империи, некую оформленную, разумную, рациональную организационную форму, с заданными целями и смысловыми миссиями. Иерархии в разное время были самыми различными – от иерархий священных, феодальных, рыцарских, жреческих до буржуазных в новое время. То же самое демократический централизм, принцип, по которому была организована советская компартия. Всё это не что иное как формы иерархии – вертикали власти.

На противоположном конце от иерархий всегда стояла энтропия, воплощённая в огромном количестве факторов. Любое общество до какого-то момента основывается на этом противостоянии – либо иерархия со своей логикой, со своими принципами, своими нормами, либо энтропия.

Спектр иерархий простирается от сословных, в которых практически невозможно изменить свой статус до демократических, где существует циркуляция элит. На другом конце, в сфере энтропии, формируется контрэлита. В какой-то момент, становясь сильной, она свергает элиту, и всё начинается заново. Если эту элиту, которая рассеяна в энтропическом полюсе общества, не впускать во власть, то рано или поздно она эту власть опрокинет. Подавляющее большинство обществ, которые мы знали в нашей истории, были основаны на этой неснимаемой двойственности иерархии и энтропии. Иерархия пыталась укротить энтропию, энтропия пыталась развалить иерархию, размыть её снизу, растворить своей непредсказуемостью, своим иррационализмом, своим сопротивлением. Одна из наиболее значимых для общества форм энтропии – коррупция.

Рождение сетевого общества

В конце 80-х, начале 90-х годов прошлого века социологи заговорили о новом типе общества, которое испанский социолог Мануэль Кастельс назвал сетевым обществом[4]. Оно на глазах начинает появляться на Западе и всё больше и больше влияет на нашу жизнь, на наши привычки, нравы, на наш образ жизни. Особенно это влияние заметно в сфере средств массовой информации, информационных коммуникаций, товаров, которые мы потребляем.

Сетевое общество предлагает фундаментально изменить сам принцип соотношения иерархии и энтропии, и здесь важнейшим понятием становится сеть. Это может быть и разведывательная сеть, торговая сеть, религиозная сеть, сеть агентов влияния или информационная сеть, сеть вещания. Сеть Интернет, конечно, тоже воплощение всеобщей сети. Однако, Интернет – это далеко не единственная сеть. Существуют также политические сети, сектантские, террористические, – все они, по сути дела, функционируют по качественно другому принципу, нежели функционировали предыдущие общества. Сегодня уже нельзя не учитывать наличие этих сетей в нашем обществе, которые растут как на дрожжах, всё больше и больше давая о себе знать. Постепенно мы оказываемся элементами, так или иначе интегрированными в эти сети.

Естественные сети

Современные социологи, которые считают, что сетевое общество – признак новой модели цивилизации, которую они называют цивилизацией постмодерна, считают, например, принадлежность к этническому меньшинству сетевым фактором. В большинстве сетевых обществ этническая принадлежность человека – француза, африканца, русского, славянина, англичанина, – не имеет фундаментального значения. Имеет значение гражданство. Если человек – гражданин Франции, значит, он француз. Кто он по этносу – араб, представитель африканского племени или чистокровный житель Франции, немец, или русский, – это неважно. Практически во всех странах так. Значение имеет гражданство, однако этническая принадлежность, которая не фиксируется в правовом статусе человека и в большинстве стран не указывается в паспорте, в определённых условиях тоже становится сетевым признаком. Это очень древнее, архаическое свойство сегодня вновь становится весьма актуальным, поскольку речь в эпохе постмодерна идёт уже и об искусственных сетях.

В постмодерне общество становится всё более сетевым. Сеть – само по себе понятие очень важное. Нам кажется, что мы знаем, что такое сеть. На самом деле, чтобы понять, что такое сеть, надо сделать усилие, потому что обычное представление о сети имеет технологический характер. Мы называем сетью такое сплетение нитей, которое имеет множество узлов. По сути, когда мы представляем настоящую сеть, мы не видим её начала и конца, не видим её середины, её верха или низа. Всё, что организовано таким образом, является сетью. Это форма организации в такое сообщество, такую систему, в которой нет верха и низа, нет центра и периферии, нет главного и второстепенного, нет магистрального маршрута и маргинального маршрута, где одно пересекается с другим по причудливой логике, которая постоянно развивается и меняется.

Таковы сетевые модели, где маршрут информации, маршрут знания, маршрут человека, маршрут политической линии, идеологии, экономических факторов, денег или товаров может прокладываться самым разнообразным образом, продолжаться практически в хаотическом режиме. Это и называется сетью. Но в отличие от традиционных, привычных нам обществ, которые основаны на противостоянии централизованной, рациональной, разумной волевой, подчас жесткой иерархии и хаотической энтропии, сеть – синтез того и другого. В сети больше организованности и иерархичности, нежели в чистом хаосе или в чистом небытии, чистой инерции. При этом, в сети гораздо меньше организации и рассудочности, нежели в традиционной системе организации общества – в иерархии, в государстве, традиционной науке, в правовых институтах, политических, даже в экономических структурах, фирмах и способах организации производства развитого капитализма, который и так закладывал в свою структуру достаточно большую степень свободы и гибкости в проведении сделок, в организацию экономических стратегий.

Ризома насилия

Сетевое общество, которое неминуемо на нас наступает, даёт свой ответ на проблему соотношения иерархии и энтропии. В сети эти явления срастаются. Сеть – это организация, но организация, которая гораздо ближе к хаосу, ближе к свободе, непредсказуемости и спонтанности, нежели к механизму, на котором основана рациональная иерархия. Не случайно многие философы, которые исследуют постмодерн, назвали сетевую организацию клубневой[5]. Клубни разрастаются не как обычные растения, которые дают вверх стебель, а вниз корень, они распространяется под землёй, и выпускают почти произвольно в каком-то месте корень, в каком-то месте стебель. Иногда у них бывает стебель без корней, поскольку сам клубень служит им корневищем, иногда бывают корни, которые идут вниз ещё от самого клубня, который распространяется под поверхностью ещё глубже и в сторону, без стебля. Иногда клубневое растение даёт стебли и вверх, и вниз. Но всякий раз, когда мы хотим выполоть это растение, мы выпалываем только какой-то фрагмент. Сама клубневая система целиком нам не видна, она продолжает распространяться произвольно, преодолевая препятствия на своём пути. Эта клубневая или ризоматическая форма сетевого сообщества, становится всё более распространенной. Так выглядит сфера пересекающихся сетей, накладывающихся друг на друга.

В реальности сетевые модели имеют прямое отношение к распространению деструктивных моделей, разрушающих порядок государства. Например, сетевого «оранжевого» фашизма на Украине, который перетекает в органы власти этого государства – Верховную Раду, но так же и в Россию, сопредельные государства. Под воздействием расползающихся деструктивных установок происходит легализация и усиление влияния неонацистских организаций, за которым мы наблюдаем с тревогой. В принципе это тоже свойство постмодерна. Например, в эпоху модерна, в послевоенный период, никому в голову не пришло бы в европейской стране в здравом уме осуществлять такие вещи. Только небольшие маргинальные экстремистские группировки сетевого толка могли в шутку или даже всерьёз говорить о реабилитации нацистских преступников. Но, сегодня, увы, в нашем обществе всё приобретает игровой характер. Это тоже свойство сети.

Сетевая модель общества позволяет в значительной степени отказаться от тех иерархических структур, которыми человечество жило до последнего момента и по инерции продолжает жить до сих пор. В частности, мораль: что может быть, а что не может. У того же Тарантино жестокость банализируется, становится ироничной, когда убийство или преступление вплетается, как, например, в «Бешеных псах» или «Криминальном чтиве», в повседневные диалоги, являющиеся основой фильма. Фильмы Тарантино могут служить иллюстрацией постмодернистского подхода не только к сюжету, кинематографу, но и к повседневным, окружающим нас процессам. Тематика насилия в иерархических обществах всегда была либо прерогативой иерархий – это так называемая легитимация насилия со стороны государства, со стороны власти, – либо это было преступлением, если насилие или убийство шло со стороны энтропии, – тогда оно жёстким образом каралось. На этом было основано соотношение иерархии и энтропии. Право на насилие было только у иерархии. В сетевом обществе мы видим, что эта однозначность отношения к насилию повсюду размывается. Небольшая террористическая сеть, такая, например, как Аль-Каеда, которая совершенно несопоставима ни в каком смысле с американской мировой мощью, наносит с помощью сетевых методов, моделей и алгоритмов поведения колоссальный удар по США, удар с человеческими потерями. Но использует при этом подручные элементы: самолеты гражданской авиации, взлом сетей диспетчерских служб и множество других подходов и методологий, которые не вписываются в представления о традиционных способах ведения войны.

На тех же интуициях возникла и идея сетевых войн. Сетевые войны ведутся подручными средствами, а осуществление насилия, причинение ущерба, подчас очень серьёзного, наносится с помощью того, что находится внутри объекта агрессии, что является частью его самого, принизывает его структуры. Само насилие становится сетевым.

Большинство сетей, которые создаются на наших глазах, – и естественных, и искусственных, – представляют собой огромную структуру, в которой различные подсети постоянно пересекаются одна с другой. Человек, например, может разносить чай в маркетинговой сети, быть пользователем сетевых ресурсов, сети Интернет, одновременно членом неправительственной организации, и с таким же успехом членом разведывательной сети. Манипуляция этими сетями, управление почти хаотической сетевой системой является высшей формой управления в современном обществе. Сети легко пронизывают государственные границы, преодолевают экономические и юридические преграды, начинают въедаться в нашу жизнь, в нашу практику, становиться для нас чем-то совершенно необходимым. Постепенно мы из обычных людей, из людей иерархических, со своим отношением к насилию, к праву, к возможному и невозможному, к морали и нравственности, превращаемся в сегменты глобальной сети. Сквозь подключённых к ней можно пропускать любые вещи. Как положительные, например, деньги или информацию, так и совершенно отрицательные – темные импульсы, побуждение к совершению каких-то деструктивных действий, которые, если бы мы сохранили свою изначальную ценностную шкалу, никогда и в голову не пришло бы сделать. Именно поэтому сеть таит в себе колоссальную угрозу, если она неизведанна. Но, как и любое оружие, сеть может быть использована как нами, так и против нас. Сегодня сеть нам враждебна, но стоит осмыслить её и начать использовать, как и у нашего сетевого общества появятся враги.

Часть 2. СЕТЕВЫЕ ТЕХНОЛОГИИ

Сеть – явление новое, и в политическую, как и военную терминологию вошло совсем недавно, при этом представляя собой совершенно специфическую реальность. Большинство людей пока ещё не осознают, что это такое, ибо сеть – явление эпохи постмодерна, возникающее тогда, когда заканчивается эпоха просвещения и начинается пост-эра.

Главное назначение сети – расширение доступа к информации, распределению информации, форм доступа к информации, обратной связи. От английского слова net, или network, образован глагол to network – «покрыть сетью», осетевить, включить в сеть, приобщить к сети. Это означает стремление включить в себя как можно больше разнородных параметров.

Сеть – гибкая форма организации взаимодействия различных точек (людей), предполагающая постоянный обмен информацией и динамичную рестурктуризацию.

Сетевой принцип противоположен жёсткой централизированной иерархии, организации по закрытому алгоритму. В сети – даже самой маленькой – всегда задействовано неопределённое количество членов. Полностью закрытых сетей не бывает. Сеть всегда открыта. Её закрытость может быть лишь относительна.

В дуальной парадигме иерархия-энтропия сеть является промежуточным явлением. Она несёт в себе кое-что от иерархии (потому что в ней есть, хотя и постоянно изменяющаяся, структура) и кое-что от энтропии (эта структура постоянно трансформируется).

Сеть может работать на низких энергиях, потому что энтропический принцип находится внутри неё и на преодоление энтропии особых усилий не затрачивается.

Сеть явление фундаментальное и абсолютное. Её наступление меняет политическую, экономическую, социальную, культурную и антропологическую картину мира. Сеть и её устройство заменяет собой мир. Поэтому можно говорить о сетевой антропологии, сетевой онтологии, сетевой топологии и т.д. Сеть претендует на то, чтобы стать всем. Быть значит быть подключенным.

Подключённость (connectedness) становится самоцелью. От неё напрямую зависит идентичность (пара: логин – пассворд, или вводимый цифровой код, код доступа); материальное обеспечение (сеть даёт человеку всё – продукты, деньги, наслаждение); наполнение сознания (информационная сеть «формирует» содержание сознания, но не раз и навсегда, не как система поступательного накопления знаний, но через волны постоянных изменений – это перманентное, непрекращающееся сетевое «формирование»). В сетевом мире сеть первична, а её элементы – в том числе человек – вторичны[6].

Сеть как постмодернистская форма организации: культура постмодерна

Сеть есть постиндустриальное (постмодернистское) явление. Сетевая организация соответствует постиндустриальной стадии цивилизации, она замещает собой сакральные структуры традиционного общества (священные иерархии) и рациональные структуры общества модерна (государства, правительства, политические институты, производства).

Сегодня сетевой принцип уже в полной мере распространяется на экономику, технологии, средства коммуникации, финансовую систему.

Логика социально-политических и технологических процессов ведет к тому, что сеть будет наступать постепенно и на все остальные области жизни.

Здесь сразу же встаёт фундаментальный методологический барьер: пока мы не поймём, что такое постмодерн, мы не поймём, что такое сетевые войны, так как сетевые войны не просто разновидность войн или отдельное строго выделенное направление в военной стратегии и технологии. Всякая война в условиях постмодерна становится сетевой, и все, кто в ней участвуют, подчиняются её правилам. Только одни могут это осознавать, другие – нет. Те, кто осознают, что такое постмодерн и что такое война эпохи постмодерна, уже тем самым обладают колоссальным преимуществом над теми, кто этого не осознает. Понимание сетевых начал может помочь выиграть войну после того как она формально проиграна, и вырвать из рук победу у тех, кто её формально одержал. К примеру, политическая битва на Украине была выиграна оранжевыми с помощью чисто сетевых средств уже после того, как формальную победу на выборах в декабре 2004 года одержал Янукович – причем это повторялось два раза (на Майдане и на последовавших выборах в Раду, когда Янукович стал премьером).

Таким образом, сетевая война – это война, ведущаяся в условиях постиндустриального общества, средства, правила, цели и участники которой проистекают из устройства этого общества. Иными словами, мы вообще ничего не поймём в сетевых войнах, если не сосредоточим своё внимание на парадигме постмодерна, на алгоритме постиндустриального общества.

Что такое «сеть» в военном смысле

Военная технология, разработанная на базе сетевых войн – теория сетецентричных войн (Networkcentric warfare) подробно описана у следующих американских авторов: Акелла, У.Оуренс, А.Сибровски, Дж.Гартска, Дж.Альбертс, Ф.Штейн, и т.д[7]. Сетецентричные войны – это не нечто отдельно стоящее, но первые теоретические попытки адаптации военного искусства и военной стратегии к условиям постмодерна и постиндустриального общества.

Ключевым понятием для всей этой теории также является термин сеть. Как мы уже отмечали, помимо существительного the network – сеть – возник неологизм – глагол to network (осетивить). Смысл сетевого принципа состоит в том, что главным элементом всей модели является обмен информацией – максимальное расширение форм производства этой информации, доступа к ней, её распределения, обратной связи. Сеть представляет собой новое пространство: информационное пространство, в котором и развертываются основные стратегические операции – как разведывательного, так и военного характера, а также их медийное, дипломатическое, экономическое и техническое обеспечение. Сеть в таком широком понимании включает в себя различные составляющие, которые ранее рассматривались строго раздельно. Боевые единицы, система связи, информационное обеспечение операции, формирование общественного мнения, дипломатические шаги, социальные процессы, разведка и контрразведка, этнопсихология, религиозная и коллективная психология, экономическое обеспечение, академическая наука, технические инновации и т.д. – всё это отныне видится как взаимосвязанные элементы единой «сети», между которыми должен осуществляться постоянный информационный обмен.

Сеть не имеет традиционной иерархической системы. Появляется особый язык сети, который не имеет обычных определений (существительное, глагол), на которых строится классический язык более или менее приемлемый для нас. В сети, даже на основе факта существования исходного существительного «network» или глагола «to network», мы видим, что существительное может спокойно переходить в прилагательное или глагол.

Возникает потребность в новых специалистах, возникает класс сетевого труда. Смысл работы этих специалистов заключается в том, что они имеют очень широкую специализацию, обширную компетенцию. С точки зрения сети, по новому оценивается понятие дилетанта. Талантливый сетевик – networker – это нечто иное, чем талантливый физик. Как правило, хорошим сетевиком может стать недалёкий физик, не способный погрузиться в глубинное познание, но при этом способный к компилированию. У него есть определённая сетевая парадигма, знание, код, с помощью которого он с лёгкостью способен отделять в потоке информации сущностное от второстепенного. При отбрасывании деталей он теряет профессиональную адекватность, но зато приобретает сетевую адекватность; он схватывает на лету ядро, при необходимости наращивая на него детали. Применительно к теории войн это означает, что сейчас победить противника может тот, кто в состоянии создать наиболее эффективную сеть, в которой возникает наиболее лёгкий и свободный обмен информацией.

Одной из главных задач сети является распространение информации на наиболее широкие пространства, вбирание в себя наибольшего количества элементов, скачивание информации из различных источников и навязывание сетевой парадигмы. Яркий пример: ЦРУ, ФБР, АНБ. Вообще, спецслужбы американской империи очень активно занимаются разработкой и ведением сетевых войн, где победа подчас достаётся без единого выстрела.

Сетевые войны – новая теория войны

Сетевая война – новая концепция ведения войн (emerging theory of war), разработанная Офисом реформирования ВС Секретаря обороны США (Office of Force Transformation) под управлением вице-адмирала Артура К. Сибровски (Cebrowski[8]) и принятая на вооружение военным руководством. Переосмысление военной стратегии в эпоху постмодерна привело к появлению в США концепции постиндустриальных или сетевых войн[9]. Артур К. Сибровски обобщил системное изложение основ сетевой войны. Идейным вдохновителем и влиятельным покровителем этого направления модернизации классической военной стратегии стал Министр обороны США при Дж. Буше младшем Дональд Рамсфельд[10].

Новая теория активно внедряется в практику ведения боевых действий США, и уже была успешно обкатана в Ираке, Афганистане, других государствах, а сетецентричные технологические подходы тестируются на учениях и обыгрываются на симуляторах. Разработчики этой теории убеждены, что в ближайшем будущем она «если не заменит собой традиционную теорию войны, то существенно и необратимо качественно изменит её». Обращение к этой концепции стало общим местом не только в докладах Дональда Рамсфильда, но и заместителя секретаря безопасности Пола Вулфовица[11] и других высших военных чиновников США ещё во времена Дж. Буша младшего.

Три цикла цивилизации и три модели военной стратегии

Сетевая теория войны основана на фундаментальном делении циклов человеческой истории на три фазы – аграрную, промышленную и информационную эпохи, каждой из которых соответствуют особые модели стратегии, вытекающие из социологических понятий – премодерн, модерн и постмодерн. Информационная эпоха – это период постмодерна, когда развитые общества Запада (в первую очередь, США) переходят к качественно новой фазе. Теория сетевых войн представляет собой модель военной стратегии в условиях постмодерна. Как модели новой экономики, основанные на информации и высоких технологиях, сегодня доказывают своё превосходство над традиционными капиталистическими и социалистическими моделями промышленной эпохи, так и сетевые войны претендуют на качественное превосходство над прежними стратегическими концепциями индустриальной эпохи (модерна). Смысл военной реформы в рамках «новой теории войны» информационной эпохи состоит в одном: в создании мощной и всеобъемлющей сети, которая концептуально заменяет собой ранее существовавшие модели и концепции военной стратегии, интегрирует их в единую систему. Война становится сетевым явлением, а военные действия – разновидностью сетевых процессов. На технологическом уровне, это сопровождается переоснащением армии высокоточным оружием и оружием на новых физических принципах, базирующимся не только на суше или море, но и в космосе, в сочетании с защитой собственной инфраструктуры от поражения аналогичным оружием со стороны противника. Регулярная армия, все виды разведок, технические открытия и высокие технологии, журналистика и дипломатия, экономические процессы и социальные трансформации, гражданское население и кадровые военные, регулярные части и отдельные слабо оформленные группы – всё это интегрируется в единую сеть, по которой циркулирует информация. Создание такой сети составляет сущность военной реформы ВС США.

Операции, базирующиеся на эффектах (Effects‑based operations)

Основой ведения всех сетевых войн является проведение операций, базирующихся на эффектах (Effects‑based operations), далее ОБЭ. Это важнейшая концепция в данной теории. ОБЭ определяются как «совокупность действий, направленных на формирование модели поведения друзей, нейтральных сил и врагов в ситуации мира, кризиса и войны»[12]. Иными словами, ОБЭ – это такое качественное влияние на среду, при котором участникам ничего не навязывается прямым образом, но при этом они делают то, что хотят сетевики, выстраивающие эту модель управления.

ОБЭ означает заведомое установление полного и абсолютного контроля над всеми участниками актуальных или возможных боевых действий и тотальное манипулирование ими во всех ситуациях – и тогда, когда война ведётся, и тогда, когда она назревает, и тогда, когда царит мир. В этом вся суть сетевой войны – она не имеет начала и конца, она ведётся постоянно, и её цель обеспечить тем, кто её ведёт, способность всестороннего управления всеми действующими силами человечества. Это означает, что внедрение сети представляет собой лишение стран, народов, армий и правительств мира какой бы то ни было самостоятельности, суверенности и субъектности, превращение их в жёстко управляемые, запрограммированные механизмы.

За скромной «технической» аббревиатурой ОБЭ стоит план прямого планетарного контроля, мирового господства нового типа, когда управлению подлежат не отдельные субъекты, а их содержание, их мотивации, действия, намерения и т.д. Это проект глобальной манипуляции и тотального контроля в мировом масштабе, что видно из определения ОБЭ. Задачей такой «операции» является формирование структуры поведения не только друзей, но и нейтральных сил и врагов, т.е. и враги, и занимающие нейтральную позицию силы, по сути, заведомо подчиняются навязанному сценарию, действуют не по своей воле, но по воле тех, кто осуществляет ОБЭ, т.е. США. Если враги, друзья и нейтральные силы в любом случае делают именно то, чего хотят от них американцы, они превращаются в управляемых (манипулируемых) марионеток заведомо – ещё до того, как следует окончательное поражение. Это выигрыш битвы до её начала. Цель сетевых войн – абсолютный контроль надо всеми участниками исторического процесса. И здесь необязательна прямая оккупация, массовый ввод войск или захват территорий. Армейские действия и огромные военные траты излишни. Сеть – более гибкое оружие, она манипулирует насилием и военной силой только в крайних случаях, и основные результаты достигаются в контекстуальном влиянии на широкую совокупность факторов – информационных, социальных, когнитивных и т.д.

Теракт 11 сентября, приписываемый Бен Ладену, показывает, до какой виртуозности может дойти сеть: она создаёт виртуальный образ противника, уничтожает с помощью виртуального образа свои города, но при этом никто из стоящих людей не страдает – погибло несколько сот безымянных клерков и персонала, т.е. людей, которые в американском обществе ничего не значат. На этом фоне происходят: операция в Афганистане, вторжение в Ирак, закрепление в Средней Азии – но при этом не существует ни Аль-Каиды, ни Бен Ладена. Точнее, они существуют, но только как сетевой элемент.

Сеть стремится осуществить ОБЭ в ситуации мира, кризиса и войны, а значит, создаёт тотальное влияние сети на всевозможные отношения в стране и между странами, властью и обществом. За аббревиатурой ОБЭ стоит невиданное доселе желание глобального мирового господства. Она подчеркивает тотальный характер сетевых войн – они запускаются не только в момент напряженного противостояния и в отношении противника, как классические войны промышленного периода, но и в периоды мира и кризиса, и не только в отношении противника, но и в отношении союзника или нейтральных сил. Цель сетевых войн – ОБЭ, а цель ОБЭ – абсолютный контроль над всеми участниками исторического процесса в мировом масштабе. ОБЭ создаёт на планете единую глобальную атлантисткую сеть, которая программирует и ставит своей задачей контроль над всеми участниками процесса.

Цели и методы введения сетевого подхода в систему ВС США

Целью перехода к сетевым военным моделям являются:

– обеспечение наличия союзников и друзей;

– внушение всем мысли об отказе и бессмысленности военной конкуренции с США;

– предупреждение угроз и агрессивных действий против США,

– а если до этого дойдет дело, то быстрая и решительная победа над противником.

Достигаться это должно через конкретные преимущества, которые даёт сетевой подход:

· Лучшая синхронизация событий и их последствий на поле боя;

· Достижение большей скорости передачи команд;

· Повышение жертв среди противников, сокращение жертв среди собственных войск и рост личной ответственности военных за результат во время проведения военной операции и подготовки к ней.

Основные принципы сетевых операций

Информационное превосходство

В первую очередь следует сражаться за информационное превосходство:

§ искусственно увеличить потребность противника в информации и одновременно сократить для него доступ к ней;

§ обеспечить широкий доступ к информации своих через сетевые механизмы и инструменты обратной связи, надежно защитив их от внедрения противника;

§ сократить собственную потребность в статичной информации через обеспечение доступа к широкому спектру оперативного и динамичного информирования[13].

Всеобщая осведомленность

Всеобщая осведомленность[14] включает в себя:

o построение интегральной информационной сети, выстраиваемой и постоянно обновляемой через сырые и обработанные данные, поставляемые разведкой и иными инстанциями;

o превращение пользователей информации одновременно в поставщиков информации способных незамедлительно активировать обратную связь,

o максимальная защита доступа к этой сети от противника с одновременной максимальной доступностью её для подавляющего числа своих[15].

Намерение командира

В сетевых войнах понятие намерение командира (англ. commander's intent) призвано заменить собой традиционную форму приказа.

Приказ является крайне формализированной версией поручения. Исполнение формального приказа существенно ограничивает свободу действий и тех, кто его отдаёт, и тех, кто его исполняет. После отдачи/получения приказа цепочку действий можно остановить только другим столь же формальным приказом, что часто в условиях ведения динамичных боевых действий оказывается проблематичным. Эта проблема в сетевых войнах решается с помощью намерения командира. Психологическое взаимопонимание военного коллектива и методичное выстраивание тонких контактов командиров с подчиненными позволяет командиру избежать строгой и однозначной формализации управления с помощью приказов, передавая исполнителям общее представление о задаче и предоставляя им возможность самим искать пути для её наиболее эффективного решения в зависимости от конкретной обстановки, складывающейся в процессе ведения боя или разведывательных операций.

В сетевой структуре важной составляющей является уход от иерархического управления, отказ от прямых приказов. Намерения командира – это управление через систему намёков, считывания конечного замысла командира подчинёнными. Подчинённые же решают поставленные перед ними задачи, оценивая возможности, с долей автономности в принятии решений. Результатом чего является освобождение командира от ответственности за отдаваемые приказы, подчинённых за их исполнение, а в целом – повышение эффективности проведения операций. По сути дела это отдание приказаний с помощью намёков. Намёк становится главной формой управления войной. Эффективность армии управляемой намёками ещё и в том, что намёк нельзя перехватить[16].

Скорость командования

Скорость командования должна быть увеличена в критической пропорции, чтобы:

– через адаптацию к условиям боя сокращать скорость принятия решений и их передачи, переводя это качество в конкретное оперативное преимущество;

– в ускоренном темпе блокировать реализацию стратегических решений противника и обеспечить заведомое превосходство в соревновании на уровне решений.

Скорость командования в сетевых войнах должна повышаться до невероятных размеров. Смысл ускоренного командования заключается в том, что если одна из противоборствующих сил выполняет приказ быстрее, она лучше и результативнее выполняет поставленную задачу. Для того, чтобы повысить скорость командования, американцы идут на различные ухищрения. В том числе на «разгерметизацию» разведданных (обмен закрытой информацией среди спецслужб).

Самосинхронизация

Самосинхронизация (англ. selfsinchronisation) призвана обеспечить возможность базовых боевых подразделений действовать практически в автономном режиме, самим формулировать и решать оперативные задачи на основе всеобщей осведомленности и понимания намерения командира. Для этого следует:

1. усилить значение инициативы для повышения общей скорости ведения операции;

2. соучаствовать в реализации намерения командира, где намерение командира отличается от формального приказа и представляет собой осознание скорее финального замысла операции, нежели строгое следование буквальной стороне приказа;

3. быстро адаптироваться к важным изменениям на «поле битвы» и устранить логику пошаговых операций традиционной военной стратегии[17].

Самосинхронизация означает, что базовое подразделение само формулирует и решает тактические боевые задачи на основе всеобщей осведомлённости. Каждая ячейка, действующая в рамках сети, сама способна поставить себе цель. К примеру, именно такими методами была осуществлена атака на школу в Беслане – люди, набранные в отряд Полковника, не знали, куда и зачем они идут, они были собраны из разных формирований и на основе самосинхронизации брошены на операцию.

Распределенные силы

Задача сетецентричных войн перераспределить силы от линейной конфигурации на поле боевых действий к ведению точечных операций. Для этого следует:

а. преимущественно перейти от формы физического занятия обширного пространства к функциональному контролю над наиболее важными стратегически элементами;

б. перейти к нелинейным действиям во времени и пространстве, но чтобы в нужный момент иметь возможность сосредоточить критически важный объём сил в конкретном месте;

в. усилить тесное взаимодействие разведки, операционного командования и логистики для реализации точных эффектов и обеспечения временного преимущества с помощью рассеянных сил[18].

Основной упор в данном случае делается на распределённость – это переход от линейной конфигурации (развёртывание фронта) к ведению точечных операций, что похоже на практику партизанской войны. Наступать не фронтом, а мелкими бригадами, синхронизированными между собой. Всё это создаёт предпосылки к наступлению эпохи постмассовых войн, в которых количество людей, физической силы – перестаёт иметь значение, как, например, перестаёт иметь значение количество политических активистов в партии.

Демассификация

Принцип демассификации отличает войны постмодерна от войн модерна, где почти всё решало количество боевых единиц. Демассификация основана на:

· использовании информации для достижения желаемых эффектов, ограничивая необходимость сосредоточения крупных сил в конкретном месте;

· увеличении скорости и темпа перемещения на поле действий, чтобы затруднить возможность противника к поражению цели[19].

Глубокое сенсорное проникновение

Этот принцип сетецентричной войны представляет собой требование увеличения количества и развития качества датчиков информации как в районе боевых действий, так и вне его. Это проникновение обеспечивается за счёт:

§ Объединения в единую систему данных, получаемых разведкой, наблюдением и системами распознавания;

§ Использования сенсоров как главных маневренных элементов;

§ Использования датчиков и точек наблюдения как инструмента морального воздействия;

§ Снабжения каждого орудия и каждой боевой единицы (платформы) от отдельного бойца до спутника – разнообразными датчиками и информационными сенсорами.

Глубокое сенсорное проникновение означает, что информация собирается из различных источников. Боевая единица иметь различные устройства считывания информации – от микрофона до различных счётчиков и датчиков. При этом человек в этом случае не задумывается над их работой, однако информация обо всём, происходящем вокруг него, поступает на командный пункт. Глубокое сенсорное проникновение ведёт к оснащению различных боевых единиц максимальным количеством средств наблюдения[20].

Изменение стартовых условий ведения военных действий

Уже классическая военная стратегия обнаружила, что результативность войны напрямую зависит от стартовых условий. От того, в каком контексте и при каком балансе сил начнется война, во многом зависит, как будут развертываться дальнейшие события. В этой связи задача сетевых войн заключается в том, чтобы:

o заранее повлиять на стартовые условия войны, заложить в них такую структуру, которая заведомо приведёт (американскую) сторону к победе;

o спровоцировать сочетание во времени и в пространстве ряда событий, которые призваны повлиять на потенциального противника и блокировать его ответную инициативу.

Изменение стартовых условий ведения боевых действий близко к принципу ОБЭ. То, в какой конкретно конфигурации страна начинает войну, на 90% определяет ту реальность, в которой она окажется по результатам ведения своих действий.

Сжатые операции

Сжатые или компрессионные операции – это такие операции, в которых преодолеваются структурные и процедурные разграничения между различными военными службами, а полный доступ к разнородной информации обеспечивается даже на низшем уровне боевых единиц. Для этого:

1) повышается скорость развёртывания и применения боевой силы, а также обеспечения боеприпасами;

2) отменяется фрагментация процессов (организация, развертывание, использование, обеспечение и т.д.) и функциональных областей (операций, разведки, логистики и т.д.);

3) отменяются структурные разграничения на низовых базовых группах.

Таким образом, сжатые или компрессионные операции состоят в преодолении структурных процедурных ограничений между военными службами и полный доступ к разнородной информации.

Структура четырёх областей сетецентричных войн

Теория сетевых войн утверждает, что современные конфликты развертываются в четырех смежных областях человеческого функционирования: в физической, информационной, когнитивной (рассудочной) и социальной. Каждая из них имеет важное самостоятельное значение, но решающий эффект в сетевых войнах достигается синергией (однонаправленным действием) всех этих элементов[21].

Физическая область

Физическая область – это традиционная область войны, в которой происходит столкновение физических сил во времени и в пространстве. Эта область включает в себя среды ведения боевых действий (море, суша, воздух, космическое пространство), боевые единицы (платформы) и физические носители коммуникационных сетей. Этот аспект лучше всего поддаётся измерению, и ранее служил основной при определении силы армии и способности вести боевые действия. В информационную эпоху это становится не столь очевидным, и следует рассматривать физический аспект как некий предельный эффект действия сетевых технологий, основная часть которых расположена в иных областях, но которые проецируют на физическую область свои эффекты.

Физическая область – это та область, в которой боевые действия развёртывались преимущественно в прежние эпохи. Она не отменяется сетевыми войнами, но ей придаётся иной смысл. Это продолжение традиционных методов ведения войны. В политических реалиях это означает, что в эпоху сетевых структур никто не отменяет политические организации, движения и людей. И если раньше война в основном зависела от физической мощи армии, и её успехах в физической области, то сейчас это лишь одна из чётырёх областей.

Информационная область

Информационная область – это сфера, где создаётся, обрабатывается и распределяется информация. Эта область покрывает системы передачи информации, базовые сенсоры (датчики), модели обработки информации и т.д. Это преимущественная среда эпохи сетевых войн, которая выделилась в самостоятельную категорию – информосферу – наряду с физическими средами и приобрела важнейшее, если не центральное значение. Информационная область в эпоху сетевых войн связывает между собой все уровни ведения войны и является приоритетной. Преимущества или недостатки в накоплении, передаче, обработке и охране информации приобретают постепенно решающее значение.

Информационная область – сфера, в которой создаётся, обрабатывается и сдаётся информация. В результате возникает информсфера, в которой выигрываются или проигрываются современные войны. Если о той или иной операции не сообщили по телевидению, не дали репортаж в СМИ, то этой операции как бы не существует, она отсутствует в информационной картине дня, а значит, не учитывается[22].

Когнитивная область

Когнитивной областью является сознание бойца. Она является тем пространством, где преимущественно осуществляется ОБЭ. Все основные войны и битвы развертываются и выигрываются именно в этой сфере. Именно в когнитивной области располагаются такие явления, как намерение командира, доктрина, тактика, техника и процедуры. Сетецентричные войны придают этому фактору огромное значение, хотя процессы, происходящие в этой сфере, измерить значительно сложнее, чем в физической области. Но их ценность и эффективность подчас намного важнее.

Таким образом, чуть шире – когнитивная сфера – сфера сознания боевой единицы. В сетевых войнах понятие солдата или боевой единицы – это, прежде всего интеллектуальная реальность. Интересным фактом является то, что американцы активно работают над созданием «умного» оружия (ракеты, бомбы, снаряды). Когнитивная сфера или внедрение возможности мыслить, распространение разумных паттернов на различные сферы деятельности –важные элементы сетевой войны. Намерения командира являются той лакмусовой бумажкой, которая определяет степень когнитивности, т.е. то, в какой степени боец может расшифровать намёк командира, в такой степени он и является адекватным для ведения сетевых войн.

Социальная область

Социальная область представляет собой поле взаимодействия людей. Здесь преобладают исторические, культурные, религиозные ценности, психологические установки, этнические особенности. В социальном пространстве развёртываются отношения между людьми, выстраиваются естественные иерархии в группах – лидеры, ведомые, пассивные массы и т.д., складываются системы групповых отношений. Социальная область является контекстом сетевых войн, который следует принимать во внимание самым тщательным образом.

Если в традиционную армию набирают всех без разбора: узбеков, москвичей, интеллигентов, крестьян, то сетевая армия должна учитывать социальные особенности. И здесь вступают в действие этнопсихология, религиозная психология, коллективная психология. Создание адекватной ячейки для ведения сетевых войн – это искусство; создание из этнических типов мозаики сетевой группы – является колоссальным преимуществом при ведении сетевых войн.

Пересечение областей

Войны информационной эпохи основаны на сознательной интеграции всех четырех областей. Путём их избирательного наложения и создаётся сеть, которая лежит в основе ведения военных действий. Речь идёт о том, что война в сетевом смысле выигрывается на четырёх уровнях, из этого и складывается сетевое управление.

Сферы пересечения этих областей имеют принципиальное значение. Настройка всех факторов сети в гармоничном сочетании усиливает военный эффект от действий вооруженных сил, в то время как прямые действия, направленные против противника, хоть и расстраивают его ряды, но при этом разводят эти области между собой, исключая тем самым важнейший фактор превосходства.

Применение принципов сетевых войн

Сетевые войны предназначены для ведения в тех условиях, когда необходимо избежать ядерного столкновения и невозможно (или накладно) полноценно использовать технические средства индустриальных войн. Пространством сетевой войны становится вся территория планеты, так как в эпоху глобализации между внутренней и внешней политикой граница всё более стирается, и все факторы начинают прямо влиять друг на друга. Осваивание стратегий ведения сетевых войн только начинается – как при ведении военных действий (армия США в Ираке, Афганистане), так и при создании «стартовых условий» конфликта до его начала (позиционные действия проамериканских сетей на постсоветском пространстве – через экспорт «цветных революций» в Грузии (2004), Украине (2004), Киргизии (2005), события «арабской весны» и т.д. В основу построения и деятельности молодежных оппозиционных движений, таких как «Отпор» (Сербия), «Кмара» (Грузия»), «Пора» (Украина), «Зубр» (Белоруссия) были положены принципы гражданской обороны (civil defense) и ненасильственных действий (non-violent actions), разработанные по той же самой логике и теми же самыми мозговыми центрами, которым принадлежит авторство доктрины сетевых войн. В доступной форме эти принципы изложены в работе Джина Шарпа «От диктатуры к демократии».

Соотношение между оружием модерна и постмодерна

Сегодня надо отдавать себе отчёт, что в пространстве постмодерна защититься можно только используя адекватные методы – методы сетевых войн. Ни наличие многомиллионной армии, ни ядерное оружие, ни спецслужбы «старого образца» не гарантируют надёжной защиты. Вернуть эффективность и действенность оружия прошлой исторической эпохи – индустриальной – можно только одним единственным способом. Для этого необходимо в масштабах планеты уничтожить всю технологическую инфраструктуру глобальных коммуникаций. Едва ли это реальная перспектива, за исключением, конечно, эсхатологического сценария глобальной «ядерной зимы». США понимают это как ни одно другое государство, поэтому в последние годы выступают главными инициаторами ядерного разоружения, одновременно наращивая и институционализируя своё превосходство в области оружия шестого поколения, создавая наряду с этим глубоко эшелонированную систему национальной противоракетной обороны (НПРО) и другие новейшие схемы защиты своих коммуникаций.

Влияние на теорию сетевой войны структурных изменений в других областях

На появление первых концепций сетевых войн повлияли изменения в разных секторах американского общества – в экономике, бизнесе, технологиях и т.д. Можно выделить три направления трансформаций, которые легли в основу этих концепций:

– Перенос внимания от концепта платформы к сети;

– Переход от рассмотрения отдельных субъектов (единиц) к рассмотрению их как части непрерывно адаптирующейся экосистемы;

– Важность осуществления стратегического выбора в условиях адаптации и выживания в изменяющихся экосистемах.

В военно-стратегическом смысле это означает:

а) переход от отдельных единиц (солдат, батальон, часть, огневая точка, боевая единица и т.д.) к обобщающим системам;

б) рассмотрение военных операций в широком информационном, социальном, ландшафтном и иных контекстах;

в) повышение скорости принятия решений и мгновенная обратная связь, влияющая на этот процесс во время ведения военных операций или подготовки к ним.

Часть 3. РОССИЯ В ЭПОХУ СЕТЕВЫХ ВОЙН

Переход к постиндустриальному обществу – т.е. к сети – в разных странах проходил не одновременно. На Западе – в первую очередь в США – признаки этого можно различить с конца 70-х, когда США начинают впервые использовать отдельные элементы сетевых стратегий против СССР и Варшавского договора. К началу 90-х процесс идёт полным ходом.

Ассиметрия тайминга смены парадигм

Лидирующая роль США в реализации сетевых стратегий связана с логикой политической истории этой страны в ХХ веке. М.Хардт и А.Негри в книге «Империя» доказывают, что сетевой принцип был заложен в структуре США изначально (в частности, федерализм, субсидиарность, демократия, организация пространства по узловому, а не центростремительному принципу и т.д.) Другие страны переходили к сетям медленней. Евросоюз, в частности, стремится догнать в этом направлении США, но всё ещё существенно отстаёт[23].

В России тематику постмодерна не понимает практически никто, при этом никто даже не пытается её исследовать. Точно так же дело обстояло и в СССР. Отсюда вытекает, что по мере перехода к сетевому принципу Запад (в первую очередь США) сделал СССР, позже Россию, объектом ведения сетевой войны. Это было логичным продолжением холодной войны по мере качественной трансформации американского общества в целом.

На первом этапе (80-е – начало 90-х) сетевые войны рассматривались как дополнение обычных форм ведения холодной войны и как чисто теоретические разработки. Лишь с началом третьего тысячелетия они стали превращаться в самостоятельное явление. СССР, не догадываясь об этом, с конца 70-х годов становился объектом всё более и более интенсивных и эффективных сетевых атак со стороны США и Западной Европы. Падение СССР стало результатом успеха сетевой войны. Само появление РФ и других республик СНГ есть зримый результат эффективности сетевых войн.

США не могли победить СССР ни в военном столкновении, ни в прямой идеологической борьбе, ни путём лобового противоборства спецслужб. Иерархические структуры СССР были достаточно эффективно защищены от этого. Тогда был задействован главный принцип сетевых стратегий: неформальное проникновение, поиск слабых, неопределённых, энтропических составляющих советской иерархии. СССР свернула не контр-сила, не антисоветская организация, но грамотно организованная, манипулируемая и мобилизованная «энтропия». В ещё большей степени объектом сетевой войны стала Россия в 90-е годы.

Фундаментальность геополитики

Геополитика лежит в основе подготовки американской политической элиты. Борьба против царской России, СССР и современной РФ для американских стратегов – это одна и та же борьба. На всех этапах она ведётся средствами, соответствующими эпохе. Сегодня это сетевые средства. Глобализация, переход к постиндустриальной модели, информационному обществу и центральности сети не отменяют геополитики. В геополитике всё остаётся по-прежнему: суша против моря, Запад против России. Только теперь эта борьба всё более и более развёртывается в сетевом пространстве.

Но тут есть одна деталь: сеть – это изобретение цивилизации моря, продукт её исторического развития. Поэтому США и Запад в целом перешёл к сетевым стратегиям раньше всех, и намного раньше нас. Точно так же было и с техническим развитием и демократией. Промышленное производство и буржуазная демократия выросли из естественного опыта западных народов и обществ, а остальными – в том числе и Россией – это перехватывалось и имитировалось (либо в целях самозащиты от Запада, либо по глупости). Поэтому сетевые войны начали вести против нас ещё до того, когда мы это успели осознать. Море использует свой инструмент в свою пользу. Сейчас ситуация такова: цивилизация Моря отлаживает технику ведения сетевых войн, а мы об этом едва-едва догадываемся.

Теоретически сеть явление глобальное, и совпадает с пространством мира. Это утверждал ранний Фукуяма тезисом о «Конце истории»[24]. Но глобализация сети предполагает этап установления над миром полного и тотального техно-идеологического – сетевого! – контроля Запада. Конец истории наступает тогда, когда всё становится сетью, строго организованной по западному, американскому алгоритму (когда Море становится единственным и главным историческим субъектом).

Хантингтон сразу возразил, что перед наступлением глобальной сети необходимо пройти через столкновение цивилизаций (т.е. через геополитику[25]), а потом и сам Фукуяма понял, что забежал вперед[26]. Поэтому сетевые войны сейчас находятся в переходном состоянии – можно назвать их сетевыми войнами второго этапа.

В них субъектом выступают цивилизации или геополитические полюса – в первую очередь Северо-Атлантическое Сообщество и США. Но на следующем – третьем этапе – можно предположить, что главным полюсом станет наднациональный центр (Мировое Правительство), которое будет вести войны против мировой периферии (она называется в работах Т.Барнетта «зоной неподключенности»[27]).

Пока же – на втором этапе развития сетевых войн – не только рано говорить о преодолении геополитики, но напротив, именно геополитика и цивилизационный анализ может помочь нам понять, что собственно происходит в области сетевых войн, кто, с кем и какими способами в них воюет.

Сущность сетевой войны: информационный контроль

Конечная цель сетевой войны – как и любой войны – установление контроля над зоной, которая не принадлежит воюющей стороне, или сохранение контроля над зоной, которой ей принадлежит, от посягательств противника. Здесь ничего нового. Меняется только понимание того: что есть 1) зона, 2) контроль и 3) противник.

Вот здесь всё новое. В сетевой войне реальное является вторичным по отношению к виртуальному. Имидж, информация гораздо важнее реальности. Сама реальность становится «реальной» только после того, как сообщения о ней попадают в информационное поле. Отсюда вывод: главное контроль над информационным полем.

Тот, кто контролирует информационное поле – тот контролирует всё. Информационное сопровождение войны становится не второстепенным обслуживающим моментом (как классическая пропаганда), но смыслом и сутью войны. По сути, война носит информационный характер. Классические боевые операции эпохи модерна носят подсобный второстепенный характер.

Пространство в сетевых войнах

Пункт первый: меняется качество представления о зоне. Зона, над которой устанавливается контроль – не просто физическая территория со строго определёнными границами, но виртуальное пространство, помещённое на плоскости переплетённых информационных потоков. Подчас необходимо контролировать лишь несколько важнейших точек этой зоны, чтобы это пространство оказалось управляемым в информационном поле. А в некоторых случаях, не обязателен даже точечный контроль – достаточно имиджа, симуляции или постановочных кадров.

Если в информационном пространстве создаётся образ контроля над данной зоной, то тем самым достигается эффект и по отношению к союзникам, и противникам, и по отношению к тем, кто находится внутри этой зоны. Даже если их взгляды свидетельствуют о том, что никакого контроля нет, за счёт информационной блокады они не могут поделиться этим «знанием», которое тем самым обесценивается, оставаясь на «подинформационном» уровне.

Второй пункт: зона, над которой устанавливается контроль, не обязательно включается в общее пространство на общих основаниях. Колонии Великобритании были частью Британской Империи только в одну сторону: метрополия брала у них всё, а им ничего не давала, контролируя при этом береговые точки.

В сетевых войнах необязательно напрямую оккупировать или аннексировать территории: достаточно установить над ними сетевой контроль. Это означает контролировать СМИ, финансовые потоки, доступ к технологиям (их ограничение), политическую и культурную элиту, энергетические центры активности молодежи.

Основой любой сети является «активное меньшинство» – «acting minority», «minorite agissante». Ему-то и уделяется особое внимание.

Контроль в сетевых войнах: манипуляции с алгоритмом

Третий пункт: контроль также меняет своё качество. В сети главное контролировать протокол, алгоритм, а не сами потоки информации. Информация может циркулировать достаточно свободно, важнее всего то, как её декодировать. В центре внимания не столько контроль над самой информацией, сколько над кодом. Специалисты сетевых стратегий могут придать даже негативной или опасной информации на выходе или в процессе её передачи прямо противоположный характер, сделать её безвредной, или погасить её основной импульс.

По мере увеличения объёма свободно циркулирующей информации на первое место становится сокрытие и управление кодом. Главное в сетевой войне держать в секрете алгоритмы дешифровки информации, её структуризации, её обобщения, и её конечного использования. Эффективное обращение с информацией позволяет изменить в свою пользу даже те информационные потоки (включая денежные средства, перемещения войск или политических групп противника и т.д.), которые на первый взгляд невыгодны. Поскольку главный контроль – это контроль не просто над пространством, но над информационным (виртуальным) пространством, то первостепенное значение приобретают манипуляции с алгоритмом.

Противник в сетевых войнах: «все – противники» («панхостия»), виртуальность противника

Виртуальный характер сетевых войн меняет идентичность противника. Во-первых, теоретики сетевых войн поясняют, что сетевые операции ведутся не только против врагов, но и против нейтральных сил или друзей. Контролировать надо всех, а значит, алгоритм ведения операций скрывается от всех (включая союзников).

Во-вторых, сеть явление динамическое, и сегодняшний союзник может превратиться в завтрашнего противника (и наоборот), поэтому распределение ролей в сетевой войне носит отчасти условный характер. Так как они всё равно ведутся против всех, поэтому «образ врага» становится всё более и более подвижным.

В-третьих, враг становится всё более и более виртуальным сам. В каком-то смысле, его может и не быть, и сетевая война может вестись с фиктивным противником, причем боевые действия и последствия войны могут быть реальными.

Аль-Каеда и международный терроризм являются нелокализуемой и не фиксируемой силой. Под ней всякий раз можно понимать различные реальности – то Афганистан и талибов (имеет некоторое отношение к радикальным салафитским структурам «чистого ислама» наподобие структур Бин-Ладена), то Ирак Саддама Хусейна (ни малейшего идеологического или организаицонного отношения к Аль-Каеде не имевшего), то шиитский Иран (являющийся политически, религиозно, идеологически и организационно прямой противоположностью Аль-Каеды).

Терроризм как сетевое явление

После событий 9/11 американские специалисты по сетевым войнам столкнулись с тем, что сетевые методы, до этого используемые только ими, взяли на вооружение маргинальные экстремистские группы. Согласно официальной версии Вашингтона представители Аль-Каеды осуществили сетевую атаку, которая была проведена по всем правилам сетевых войн. В ней использовались самолеты гражданской авиации, зубные щетки с заточенным концом в руках смертников, захвативших лайнеры, ножи для резки бумаги, взлом компьютерных сетей, ответственных за контроль над воздушным пространством США, перевод денег по линии гуманитарных фондов, использование мелких религиозных сект и т.д.

Микроскопическая по сравнению с мощью США структура с помощью творческого воображения, понимания устройства американской системы и сути сетевой войны нанесла США такой удар, который сопоставим с потерями в реальной войне. Так крохотная сетевая Аль-Каеда стала на один уровень с мировой державой. Тогда американские стратеги впервые осознали, что те же методы могут быть направлены против них самих. Причём не сопоставимыми с ними силами, обладающими ядерным потенциалом (такими как, например, Россия), а горсткой разыскиваемых по всему миру фанатиков.

Террористы первыми усвоили уроки информационного общества: есть то, о чем сообщают СМИ[28]. Поэтому, чтобы сообщить о своих взглядах (политических, религиозных и т.д.), которые оставались за кадром основных информационных потоков, они прибегали к актам насилия и жестокости (заложники, теракты и т.д.), о которых нельзя было промолчать. С другой стороны, террористические сети также использовали весь арсенал сетевой стратегии: небольшие самостоятельно функционирующие группы, понимание намерения командира (commanders intent), всеобщую (распределённую) осведомленность (shared awareness), обратную связь, самосинхронизацию (selfsinchronisation), ставку на деятельное меньшинство. На первом этапе инициатива сетевых войн была в руках американцев. Сегодня они столкнулись с тем, что им самим брошен асимметричный, но болезненный вызов.

Разрабатывая меры противодействия – сетевые команды (network team) американцев пока не придумали ничего нового, как усиление тоталитарных мер для противодействия сетевым вызовам на своей территории или на территории, находящейся под контролем США (как, например, Грузия, Украина и т.д.)

Здесь есть некоторый парадокс: сетевые методы изначально разрабатывались как способ справиться с тоталитарными режимами, используя щели и разломы в их жёсткой ригидной структуре. И именно это оказало своё воздействие: разрушение советского блока, развал СССР и идеологическая оккупация ельцинской России в 90-е говорят сами за себя. Но сегодня сами американцы, противодействуя сетевой угрозе, вынуждены перенимать некоторые стороны и методы жёстких тоталитарных режимов. Из этого нельзя делать вывода о том, что сетевая стратегия доказала свою неэффективность. Просто баланс иерархии и энтропии в пространстве сети, в структурах различных сетей, т.е. в метасетях, всякий раз требует пристального и тонкого внимания.

Естественные сети: этнические и религиозные меньшинства

В сетевой войне могут использоваться как готовые сети, так и создаваться новые. Наиболее подходящими готовыми сетями являются этнические и религиозные общины (чаще всего меньшинства и секты). В государственных машинах эти факторы в современном мире чаще всего не имеют строго описанного административного положения, поэтому этнические и религиозные меньшинства существуют де-факто, но не де-юре. Это позволяет им действовать вне зоны прямого внимания закона и юридических процедур.

С юридической стороны, представители таких общин такие же граждане, как и все остальные, и подчас им не требуется никакой регистрации для того, чтобы поддерживать и развивать сетевые связи. Сами эти сети почти никогда не могут ставить перед собой масштабных стратегических задач, но сетевые операторы способны легко превратить их в эффективный и действенный инструмент сетевых атак. В любой стране этнические меньшинства и миноритарные религиозные общины представляют собой объект повышенного внимания стратегов сетевой войны, и прежде чем создавать искусственные структуры, используются именно эти готовые механизмы. Инвестируя внимание, средства и технические навыки в ключевые точки таких сетей, можно добиться колоссального успеха.

Искусственные сети: НПО, Фонды, правозащитные организации, научные сети, молодежные движения

Естественные сети, поставленные под структурный контроль, дополняются искусственными сетевыми структурами, имеющими чаще всего безобидный вид: правозащитная деятельность, некоммерческие партнерства, образовательные инициативы, центры распределения грантов, научные и социологические сети, общественные организации разных видов. Так как деятельность таких структур ни в уставах, ни в рутинной практике не имеет ничего предосудительного, ни противозаконного, чрезвычайно трудно фиксировать те состояния, в которых эта сеть (или её отдельные, на вид безобидные сегменты) переводится в режим подрывной деятельности.

Продвижение таких искусственных сетей Запад сделал своей официальной политикой, и всячески критикует те страны, которые препятствуют этому процессу.

Так как алгоритм деятельности сети находится не в самой сети и, тем более, не у её членов, а в удаленном центре сетевого управления, сами её участники могут не иметь ни малейшего представления, на кого они работают и какую роль выполняют. Поэтому чаще всего они действуют искренне, что делает этот вид сетевого оружия особенно эффективным и трудно преодолимым[29].

Агентура влияния в сетевом мире

В сетевых войнах меняется сама структура агентов влияния. Всё чаще стратеги сетевых войн избегают прямой вербовки, предпочитая действовать в полутонах. Активное меньшинство в социально-политической сфере, намеченное в качестве потенциального агента влияния, обрабатывается более изящно: через повышенное внимание западной прессы, приглашение на научные конференции, через гранты и симуляцию интереса к идеям и проектам какого-либо деятеля или группы. В случае невнимания (недостаточного внимания) в отечественной среде при таком подходе (искусственном внимании со стороны) человек психологически подталкивается в нужном направлении.

При этом используется не прямая идеологическая индоктринация, но «мягкая идеология» – «soft ideology», внушение ложного представления о том, что «западная сторона внимательна к различным точкам зрения, ценит плюрализм и оригинальность, и ничего не навязывает». Так происходит включение в сеть тех деятелей, которые исповедуют взгляды, абсолютно далекие от тех, которые являются нормативными в стране, ведущей сетевую войну.

В сетевых войнах агентами влияния являются не просто известные общественные или политические деятели, напрямую защищающие ценности Запада, но и те, кто им противостоит или выдвигает свои собственные идеологические модели. В информационной войне, как в искусстве управления яхтой, можно двигаться и при встречном ветре, влияя лишь на детали поведения, а остальное восполняя точной и синхронизированной информационной подачей (на основе специального алгоритма).

Глобализация как форма ведения сетевой войны

Важнейшим элементом сетевых стратегий является включение локальных сетей в более широкие и глобальные. Сам факт подключения экономических, энергетических, информационных, научных ресурсов страны к глобальным сетям автоматически даёт преимущество тем, кто контролирует код, протокол и алгоритм функционирования этих сетей.

Глобализация в таких случаях подаётся как «объективный», «позитивный», «прогрессивный», «неизбежный» процесс, ведущий к «развитию» и «модернизации». На самом деле, в большинстве случаев это действительно так лишь отчасти. Подключение к глобальной сети может дать определённые преимущества. Но вместе с ними резко возрастает риск установления внешнего управления, так как архитекторы, создавшие и контролирующие глобальные сети, а также управляющие их развитием, заведомо находятся в более выигрышном положении, чем те, кто только к этим сетям подключается. Скорость сетевых процессов такова, что даже недолгого замешательства или тайм-аута, необходимого для освоения правил сетевых игр, достаточно, чтобы всё потерять.

Россия 90-х: под контролем внешнего управления

РФ как государство является результатом проигрыша очередного этапа сетевой войны. Никакой позитивной идеи ни в Конституции (написанной под диктовку кураторов из США), ни в её границах (возникших по остаточному принципу после распада СССР), ни в её политической системе не заложено. В этот период шёл полным ходом процесс сетевого проникновения в пространство России внешних сетевых операторов. В глобальные сети включались:

· финансовая система,

· экономика (через олигархов),

· политические элиты (через либерализм и западничество),

· СМИ (через полное копирование западных телепрограмм, таблоидов, форматов подачи информации),

· образовательные стандарты (через имитацию западных учебных систем и внедрение пособий, написанных либо на Западе, либо по западным образцам, что продолжается по сей день),

· научные институты (через систему вывоза мозгов и получение иностранных грантов),

· молодежные среды (через моды, стили, интернет).

В результате синхронизации этих сетевых моделей, каждая из которых относилась к своему уровню, политика и экономика России были поставлены под внешнее управление. Этнические меньшинства, национальные образования (Республика Татарстан, Башкортостан, Якутия, Коми, Республики Северного Кавказа), религиозные меньшинства (мусульмане, особенно импортированные радикальные секты, протестантские и псевдо-христианские секты наподобие «свидетелей Иеговы», новые сектантские движения «Церковь Сайентологии» Хаббарда, секта Муна и т.д.) выступали дополнительным дестабилизирующим компонентом.

При пассивности и интеллектуальной неадекватности верховной власти это, по сути, поставило страну на грань распада. Отдельные сегменты всех этих сетей сохранились до сих пор, и продолжают либо активно, либо пассивно выполнять подрывные задачи. Хотя основной тренд в этом процессе был переломлен с приходом Путина.

Сетевая стратегия России будущего

Сама сеть и сетевая стратегия стремительно развиваются. Они находят всё новые и новые щели, новые и новые маршруты и техники распространения контроля. Сетевая война по определению её теоретиков не имеет начала и конца, она ведётся устремлённо и постоянно против всех. И если в какой-то системе происходит сбой или временные неурядицы, сетевые модели стремительно занимают это место, где бы оно ни находилось.

Критическое состояние сетевой войны Путин преодолел, но ни одна из сетевых структур, действующих против России, не ликвидирована окончательно. Кроме того, растут новые, опробируются новые технологии. Некоторые навыки ведения информационных кампаний мы переняли у противника, и сейчас ими наслаждаемся. Но ничто не стоит на месте. И стоит нам притормозить сетевую войну от лица Евразии, критическое состояние может стремительно вернуться вновь.

Жёсткие вертикальные ведомственные структуры, традиционно отвечавшие за обеспечение безопасности государства, уже многократно доказали свою неэффективность. Гигантский и слаженно работающий аппарат КГБ СССР позорно прозевал сетевые атаки. В результате нет ни Варшавского договора, ни СССР, и под вопросом совсем недавно стояла сама Россия. Сетевые войны требуют новых подходов, новых методов работы, новых форм организации систем безопасности государства. В них чрезвычайно важны межведомственные, межслужебные временные коллективы (task team) с расширенными полномочиями, создающиеся для реализации молниеносных сетевых операций или отражения и нейтрализации сетевых атак противника (равно как и союзника!) Спецслужбы США давно работают именно так.

В основе успешных сетевых кампаний лежит:

§ понимание философских основ современного этапа развития цивилизации;

§ развитая эрудиция операторов (с необходимым знанием основ геополитики, этнологии, религиоведения)

§ ставка на креативное «деятельное меньшинство»

§ гибкость и динамизм реакции

§ отказ от жесткой регламентации и длинной вертикали принятия решения

§ междисциплинарный (межведомственный) целевой подход к решению проблем

§ постоянный обмен результатами алгоритмической обработки оперативной информации с руководителями государства

§ новая система подготовки элитных подразделений спецслужб.

РОССИЯ КАК ОБЪЕКТ СЕТЕВЫХ ОПЕРАЦИЙ СО СТОРОНЫ США

Для обеспечения социально‑политической стабильности и преемственности системы власти в России потребуются определённые усилия. Окончательная стратегия этой стабилизации и закрепления политической системы российской властью пока не определена. Это делает всю ситуацию уязвимой.

По логике сетевых войн эта ситуация заведомо определяется как «кризис».

США рассматривают данную ситуацию как требующую прямого сетевого контроля с их стороны, хотя бы потому, что стратегический, ресурсный и политический потенциал России до сих пор представляет собой существенный фактор для обеспечения национальных интересов Америки. Поэтому США будут стараться влиять на этот процесс с помощью различных инструментов. Логично предположить, что они задействуют в этой ситуации серию сетецентричных операций (NCO), применяемых к условиям кризиса.

Как было показано ранее, по логике сетевых войн ОБЭ ведутся «против друзей, врагов и нейтральных сил во всех ситуациях (мира, войны и кризиса) с тем, чтобы манипулировать их поведением», влиять на их стартовые условия, подчинять их действия интересам США. Соответственно Россия в настоящий период будет с неизбежностью объектом сетецентричных операций, направленных на манипулирование её поведением в условиях кризиса (как бы ни рассматривал Вашингтон российскую власть – как дружественную, нейтральную или враждебную, – сетецентричные операции будут проводиться в любом случае).

Структура американской сети

По лекалам сетевых войн американская сеть обладает следующими качествами:

o высоким уровнем всеобщей осведомленности участников;

o высокой скоростью командного управления (остающегося всегда за кадром);

o способностью к самосинхронизации (selfsinchronisation);

o продуманным распределением сил;

o демассификацией, но способностью оперативно сконцентрировать массы в нужное время и в нужном месте;

o глубоким сенсорным проникновением (сбором разнородной информации и её оперативной обработкой);

o способностью проводить сжатые операции.

«Оранжевые» на Украине или «розовые» в Грузии, в момент совершения революций обеспечили себе стартовые позиции в четырех областях:

1. физической (кадры, собранные под проведение сетевых операций в самых разных сегментах общества – в основном молодежь);

2. информационной (контроль над СМИ и обширные системы интернет‑сайтов);

3. когнитивной (психологическое воздействие – назревшие перемены и призыв к личной активности, противопоставленной коррумпированной бюрократии свергаемых режимов);

4. социальной (мобилизация различных и разнородных групп населения, объединенных по этническому, культурному, социальному, религиозному, профессиональному признаку).

Американские сети сводят эти четыре параметра воедино, действуя на каждом уровне с помощью различных стратегий – максимально диверсифицируя подходы. При этом они достигают эффективного управления сложнейшими конгломератами разрозненных и подчас противоречивых сил: левых, правых, молодёжных, националистических, религиозных, профессиональных, субкультурных и т.д. Новизной здесь обладает именно способность активизации в заданном месте и в заданное время противоречивых и разнородных социальных групп, подчас с диаметрально противоположными взглядами – националисты и демократы, религиозные экстремисты и поборники «прав человека», либералы и сторонники диктатуры, аполитичные студенты и политические фанатики‑маргиналы и т.д.

Перенос сетевой стратегии на территорию России

На сегодня пространством активного развертывания американских сетей стала сама Россия. США реализуют это по трём причинам:

I. чтобы, манипулируя кризисом в России, воспрепятствовать дальнейшим шагам по распространению и возврату влияния Москвы на постсоветском пространстве;

II. чтобы контролировать политическую ситуацию в России в период кризиса, предотвращая возможный сдвиг в сторону патриотизма и выхода на конфронтацию с США;

III. чтобы при необходимости перейти к следующей фазе развала постсоветского пространства уже в самой России и способствовать процессу распада самой РФ (проект Зб. Бжезинского).

В США есть политические силы, которые видят американо‑российские отношения по‑разному – от стремления немедленно разрушить Россию до стремления использовать её в качестве младшего и послушного партнёра в интересах США в евразийском регионе. Но все эти силы по логике ОБЭ в равной мере согласны с необходимостью усиления структурного влияния на Россию, а значит, все они едины в отношении необходимости ведения против России сетевой войны и проведения отдельных операций. При их реализации у США в любой момент есть возможность сменить один сценарий на другой, перейдя от варианта распада к мягкому влиянию или от мягкого давления к жёсткому революционному перевороту, вплоть до прямого военного удара. Многое будет зависеть от способности установления контроля над ядерными объектами и другими стратегическими центрами, которые могут оказать существенное влияние на безопасность США и мировую экологию. В остальном сетевые операции позволяют подстраиваться под изменяющиеся условия в оперативном режиме. Очевидно главное: американские сетевые стратегии перенесены на территорию России, и разворачиваются на наших глазах.

Стратегия сетевых операций на Северном Кавказе

Пространство Северного Кавказа является приоритетной зоной ведения сетевой войны. Этот регион населён разными народами и этносами (потенциальные зоны разлома):

– с многими чертами традиционного общества (социальная неразвитость);

– с самобытными религиозными традициями (ислам, суфизм);

– с тяжелой экономической обстановкой;

– с множеством административных проблем в руководстве республик;

– со сложным для контроля ландшафтом.

В этом регионе есть точки экстремистской активности – Чечня (сегодня в меньшей степени), Ингушетия, Дагестан, где развернуты исламистские сети радикального ислама. К этому региону примыкает Грузия, находящаяся под полным контролем США, и Азербайджан, где влияние США возрастает.

Северный Кавказ пронизан линиями конфликтов между этносами, религиями, административными конструкциями, кланами и группировками, элитами, неформальными движениями. Все сегменты Северного Кавказа разнородны и противоречивы (на манипуляциях с этой мозаикой основывали свою власть на Кавказе русские цари и советские руководители). Все эти элементы учитываются и соединяются в структуре сетевых операций, разворачивающихся в данный момент. Координатором этих процессов являются США, но в каждом конкретном случае используются дополнительные инструменты – в том числе иностранные, федеральные и региональные НПО, фонды, этнические объединения и движения, структуры радикального ислама, криминальные группировки и т. д.

Американские сети сочетают для проведения сжатых операций и элементов ОБЭ несочетаемые элементы, которые подчас работают на заданный эффект, не подозревая об этом.

Американская сеть на Северном Кавказе включает следующие элементы:

 экстерриториальный центр управления (расположен на территории США с системой промежуточных центров в Европе);

 экстерриториальный центр информационного обеспечения (расположен вне территории РФ и координирует международные СМИ, фонды и НПО, собирающие информацию о регионе, обрабатывающие её, и вбрасывающие нужные сюжеты в мировые СМИ для получения желаемого эффекта);

 российский центр влияния (либеральная группа в руководстве федеральных российских политических структур и СМИ, влияющих по заданному сценарию на освещение кавказской тематики и подконтрольные им региональные СМИ);

 федеральные политические силы, создающие требуемый градус напряжения кавказской тематики (они могут действовать под знаменем «русского национализма» или «державности» для провокации ответной реакции на Северном Кавказе);

 региональные политические силы, провоцирующие политические коллизии (как с национальной, религиозной спецификой, так и русские, казачьи, националистические);

 сеть гуманитарных фондов и НПО, курируемые США, европейскими странами, Турцией и арабскими странами, собирающие информацию, распределяющие гранты на исследования, финансирующие определённые гражданские, образовательные и социальные инициативы в регионе;

 национальные (в республиках) и националистические движения (состоящие из коренных народов, диаспор, общин мигрантов);

 сегменты традиционных религий (ислам, православие, суфизм, импортированные религии – протестантизм);

 секты (в первую очередь, исламские – салафизм, ваххабизм, но также иеговисты, харизматы, хаббардисты и т. д.);

 террористические организации на базе джамаатов и салафитских ячеек;

 финансовые сети теневого бизнеса и системы типа «хавала» (передача денег из разных стран на основании личного поручительства определённых фигур) и телефонной связи;

 отдельные кланы в местной власти;

 криминальные сообщества и преступные группировки;

 молодёжные и студенческие организации, клубы;

 базовые инфраструктуры сетевой природы (библиотеки, почтовые отделения, медпункты, страховые конторы и т.д.);

 отдельные эмиссары, курирующие сегменты сетей – однородных и разнородных.

Американская сеть на Северном Кавказе призвана:

– на физическом уровне: обеспечить критическую массу людей, готовых принять активное участие в протестных акциях (под разными лозунгами и с разными целями – в зависимости от обстоятельств и регионов); мобилизовать для точечных действий террористические ячейки;

– на информационном уровне: поднимать градус социальной активности; нагнетать обстановку; раздувать существующие реальные проблемы; обострять психологическую обстановку вокруг конфликтных ситуаций; обеспечить прямые коммуникации между различными сетевыми организациями, придерживающимися наиболее радикальных взглядов;

– на когнитивном уровне: повлиять на сознание людей, подтолкнув их к убеждению, что ситуацию надо менять радикальными способами, что «дальше так нельзя», что «жить стало невыносимо»;

– на социальном уровне: активизировать и мобилизовать этнические, социальные, административные и религиозные группы населения Северного Кавказа, подталкивая их к решению насущных проблем радикальными методами в ситуации назревающего хаоса.

Когда американским сетям удастся дестабилизировать ситуацию на Северном Кавказе, с помощью этого управляемого кризиса можно будет влиять на ситуацию во всей России, подталкивая процессы на федеральном уровне в нужном ключе. В зависимости от конкретного сценария развертывания событий эти процессы могут дойти до сепаратизма отдельных республик и областей Северного Кавказа, а могут остановиться в стадии «относительного хаоса».

Геополитическая цель «оранжевых» и «белоленточных» процессов

В пространстве СНГ геополитическая логика стратегии США проявлена сегодня весьма наглядно: события в Грузии, на Украине, в Молдове, Кыргызстане показали, что США серьёзно ориентированы на вытеснение российского влияния на постсоветском пространстве. «Цветные» революции ставят своей целью выдавить Россию с постсоветского пространства, привести в этих странах к власти прозападных, проамериканских политиков, готовых окончательно оторваться от Москвы, т.е. довершить произошедший в 1991‑м распад единого пространства СССР. Для достижения этих целей США прибегают к сетевым технологиям, создавая многомерные сетевые структуры, которые приводятся в движение в критический момент – независимо от формальных политических институтов, электоральных показателей и общепринятых процедур. Если мягкий сценарий легитимной передачи власти не проходит, они добиваются своего иными способами. Но не путчами, переворотами и революциями (как в эпоху модерна), а сетевыми возмущениями – комбинирующими информационные факторы, культурные и психологические коды, гуманитарные фонды, асимметричные альянсы разнородных НПО и неформальных объединений, мобилизацию радикальных групп молодежи и использование готовых дисциплинированных формирований (например, протестантского толка), прошедших предварительную подготовку за рубежом.

Сетевые войны, используемые США, дают великолепный эффект. Единственная проблема, которую предстоит решить Вашингтону, – по какому сценарию будут осуществлены сетевые процессы в России, после того, как неудачей закончились попытки «оранжевого» сценария в 2008 году и «белоленточного», «болотного» переворота в 2011-2012 гг., и как при этом обеспечить контроль США над ядерным оружием, если следовать по пути ужесточения давления.

СЕТЕВАЯ ВОЙНА ПРОТИВ РОССИИ

Сегодня все мы свидетели стремительных изменений, происходящих в самых разных регионах мира. Почему происходят процессы, в ходе которых страны и народы погружаются в хаос? Самое время задуматься о том, как внешние силы могут использовать рознь и конфликтный потенциал общества для разрушения России

Определение внешнего заказчика

С геополитической точки зрения социальная дестабилизация у нас выгодна конкурентам России. Америка, строящая глобальную империю, поощряет социальные противоречия в регионах, где её влияние не является тайным, но в то же время и полным отнюдь не выглядит. США, конечно же, заинтересованы в социальной нестабильности нашего общества. И здесь хорошей иллюстрацией, хотя и на первый взгляд для нас посторонней, может служить их очевидная заинтересованность в эмуляции хаоса в арабском мире. Из подобного рода хаотизации социума[30], раздробления его на отдельные сегменты Америка извлекает свою геополитическую выгоду. Это своего рода инструмент сетевых, медиатических войн, когда через определённые факторы, такие, например, как акцентирование межэтнических, межконфессиональных проблем, достигается социальная дестабилизация. Всё это относится и к конкурентам США, находящимся в «промежуточной зоне», то есть частично лояльным по отношению к Америке, частично – нелояльным. Россия прекрасно вписывается именно в эту категорию – как государство, всё ещё продолжающее настаивать на собственном суверенитете.

До тех пор, пока США рассматривают как вполне реальную угрозу трансформацию российской власти в сторону более открытого имперско-национального патриотизма, более жёсткого отстаивания собственного суверенитета, давление на Россию с их стороны, и глобального Запада в целом, будет нарастать. Для Америки рамки «допустимого» в отношении Российской Федерации сегодня и в ближайшей перспективе довольно широки.

Отсутствие внутреннего заказчика

По сравнению с 90-ми годами российская политика настолько зачищена в плане появления независимых политических игроков, что можно сказать совершенно точно: внутреннего заказа на дестабилизацию социальной ситуации у нас не просматривается. Нет олигархов, способных по своему хотению включиться в большую политику (таких, какими были Березовский, Гусинский, Ходорковский) и начать провоцировать социально-политические процессы. Олигархам дано жёсткое указание-предостережение: кто рискнёт «вмешиваться», тот пойдёт по стопам Березовского, Ходорковского, Невзлина и т.д. Они и не «вмешиваются», хотя теоретически обладают финансовыми и технологическими ресурсами. Политические партии сидят «тише воды, ниже травы», говорят строго то, что им предписано.

Картину в этом отношении Путин предельно упростил: то, что не инициируется из Кремля, просто не имеет шансов на существование. И, соответственно, нет этих промежуточных внутренних субъектов, способных вызвать дестабилизацию межэтнических отношений. А есть только внешний фактор. Но поскольку мы сами же всё больше и больше втягиваемся в глобализацию, этот внешний фактор становится всё более и более действенным. Ибо сетевое общество национальные, государственные границы легко пронизывает.

Сетевая война США против России идёт уже сейчас

Итак, мы выяснили, что сеть – это гибкая форма организации взаимодействия различных точек, предполагающая постоянный обмен информацией и динамичную реструктуризацию. Сетевой принцип противоположен жёсткой централизированной иерархии, организации по закрытому алгоритму. Объективный анализ теории сетевых войн и сетецентричных операций, в центре которых лежат ОБЭ, приводит к ряду важнейших выводов, касающихся России.

Сама сущность сетевой войны, описанной в документах Департамента обороны США, основана на установлении мирового господства США на основе сетевых технологий, которые служат главным инструментом установления этого господства. Показательно, что ОБЭ в такой теории должны вестись всегда (война, кризис, мир) и в отношении всех без исключения (противников, нейтральных сил или друзей). Это означает, что, кем бы ни считали Россию США, против неё ведётся полноценная и фундаментальная сетевая война, смысл которой, как показано выше, состоит в «совокупности действий, направленных на формирование модели поведения друзей, нейтральных сил и врагов в ситуации мира, кризиса и войны»[31]. Отсюда следует, нашу модель поведения тщательно и последовательно формирует внешняя сила, а это означает, что против нас ведутся военные действия нового поколения – информационной эпохи.

Задачей сетевых войн для США является «внушение всем мысли об отказе и бессмысленности военной конкуренции с США»[32]. То есть любые попытки России выстроить систему стратегической безопасности, исходя из своих собственных интересов и с опорой на сохранение и укрепление своей геополитической субъектности, будут системным образом срываться в результате последовательных, тщательно просчитанных сетецентричных операций. По сути, создание «сети» в том смысле, в каком это имеют в виду стратеги Пентагона, – это выстраивание системы глобальной доминации США над всем миром, т.е. своего рода постмодернистический аналог колонизации и подчинения, только осуществленный в новых условиях, в новых формах и с помощью новых средств. Здесь не обязательна прямая оккупация, массовый ввод войск или захват территорий. Излишни армейские действия и огромные военные траты. Сеть – более гибкое оружие, она манипулирует насилием и военной силой только в крайних случаях, и основные результаты достигаются в контекстуальном влиянии на широкую совокупность факторов – информационных, социальных, когнитивных и т.д.

Сегменты американской сети в российском обществе

Факт ведения сетевой войны против России заставляет по-новому осмыслить многие процессы, протекающие в российском обществе. Раз мы подвергаемся сетевому воздействию, и раз существует могущественная, технологически развитая и эффективная инстанция, занятая этим, то многие явления российской жизни – в социальном, политическом, информационном и иных смыслах – объясняются этими внешними влияниями, вполне структурированными, неслучайными и направленными к конкретной цели. Сетевые войны постоянно апеллируют к контексту, к когнитивным, информационным и психологическим факторам. Кроме того, центральность задачи влияния на «стартовые условия войны» указывает на огромную заинтересованность США в манипуляциях социальными процессами ещё тогда, когда перспективы реального столкновения и близко нет. Отсюда сама собой напрашивается вполне конкретная задача: выявление сегментов американской сети в российском обществе, исследование системы влияний, импульсов и манипуляций в информационной и социальной сферах, а также в иных областях, являющихся приоритетными зонами воздействия в среде «сетецентричных операций».

Сегментами этой глобалистской сети выступает как прямое проамериканское лобби экспертов, политологов, аналитиков, технологов, которые окружают власть плотным кольцом, так и многочисленные американские фонды, которые всё ещё активно действуют на территории России, подключая к своей сети интеллектуальную элиту. Представители крупного российского капитала и высшего чиновничества естественным образом интегрируются в западный мир, где хранят свои сбережения. Средства массовой информации массировано облучают читателей и телезрителей потоками визуальной и смысловой информации, выстроенной по американским лекалам. И большинство этих процессов невозможно квалифицировать как действия «внешней агентуры», как это было в индустриальную эпоху. Технологии информационного века не улавливаются классическими системами и методиками индустриальных спецслужб.

СЕТЕВЫЕ УГРОЗЫ ПУТИНУ

На данный момент складывается впечатление, что Владимиру Путину ничего не угрожает. Рейтинг действующего президента высок, а ожидаемые результаты «Единой России» не оставляют сомнений. И это не удивительно. Понятие "Путин" в сознании народа стойко ассоциируется со стремлением утвердить заново суверенитет России, а это, как показывает история, для русского человека всегда является самым важным. Путин – это не суверенная демократия, Путин – это просто суверенитет, демократия – это в нагрузку, или для внешнего пользования

То, что в Путине не суверенитет России, то второстепенно и незначимо. Смысл действий Путина в том, чтобы укрепить этот суверенитет. Будет укрепляться и отстаиваться в условиях глобализации суверенитет России – будет преемственность политической системы, не будет – не будет преемственности. Поэтому не важно, кого Путин предложит в качестве преемника, не важно, как он решит даже собственную судьбу после ухода от власти – всё это второстепенно – перед фактом: будет ли охраняться и укрепляться суверенитет России или он ослабнет. В этом и заключается «план Путина», всё остальное не важно.

Каковы же угрозы курсу Путина на суверенитет, кто является "врагом" Путина? В сегодняшней внутриполитической картине серьёзных угроз явно не существует. Однако существуют вызовы и угрозы исходящие извне. США стремительно меняют манеру и методологию взаимодействия с другими государствами, оттачивая технологии сетевых войн с каждой неудачной попыткой, коих в отношении России было уже несколько.

Мы уже установили, что сетевые войны – это войны, которые ведутся преимущественно в информационной сфере и основаны на использовании эффекта резонанса, когда самые разнообразные, не связанные между собой идеологические, общественные, гражданские, экономические, этнологические, миграционные процессы манипулируются внешними операторами для достижения конкретных целей. Главной целью в сетевой войне является десуверенизация тех, с кем она ведётся. Однако, сетевая война ведётся американцами, по их собственному признанию, не только против своих противников, но и против своих союзников и нейтральных сил, поскольку в нынешней глобальной системе США не допускают наличия никакой иной субъектности помимо своей собственной, и наличие суверенности не предусмотрено даже для союзников, которые тоже подвергаются десуверенизации, как и противники. Таким образом, мы имеем дело с новой моделью взаимоотношений всех стран, – и в первую очередь России с США, которая не сводится к обычной логике: друзья – враги, конкуренция – партнёрство, противостояние – сотрудничество. Логика сетевых войн лежит в другой плоскости. И, к сожалению, наш президент и наше руководство пока принципиально не готовы осознать эту ситуацию. Они иначе воспитывались, они совершенно не учитывают ни постмодерн, ни сеть. Власть в целом, и Путин лично сегодня беззащитны перед сетевыми вызовами со стороны США, не готовы адекватно реагировать – в силу других исторических традиций, а так же в связи с огромным количеством технических и хозяйственных проблем, которые власть вынуждена решать. Но именно глобальная сетевая война сегодня является главным содержанием мировой политики. Для сетевой войны не существует государственных границ, для неё нет преград, нет зон влияния национальных администраций. И если прямое вмешательство внешних сил можно пресечь, как это сейчас делает Путин, то ни постмодерн, ни сеть прямым, лобовым образом запретить не получится – и в этом главная угроза суверенитету России и лично Путину.

Инфраструктура сетевой войны в России

Основы инфраструктуры сетевой войны в России американцы заложили ещё в 80-е и особенно в 90-е годы. Наше общество сплошь пронизано различными сетями, которые не идентифицируются ни как враждебные, ни как подрывные, не являются прямой агентурой западных спецслужб, не получают деньги за "продажу Родины", но при этом они координируются внешними центрами с помощью особых технологий. Тот факт, что существует активный внешний игрок, имеющий мощный сетевой инструментарий внутри Российской Федерации, великолепно отлаженные в онлайн-режиме системы сетевого влияния, и составляет фундаментальную угрозу для Путина и его курса.

Чем больше Путин будет настаивать на суверенитете – как он это делает сейчас, пусть грубовато, но зато эффективно и действенно, тем больше будут нарастать риски. Постепенно в этой сетевой войне будут задействованы очень сложные, многомерные, фундаментальные сетевые стратегии, к которым наша власть не готова. Потому что американцы будут использовать для этого не только откровенную либеральную пятую колонну, но и национализм, социальную проблематику, экспертные сети, в том числе – научный мониторинг, молодежные движения, интеллектуалов.

И если прямое воздействие внешних сил – например, в сфере политических процессов или наблюдателей на выборах можно пресечь, как сейчас это делает Путин, то множество, тысячи «сетевых» каналов осуществления внешнего влияния, ни государством, ни даже самыми бдительными спецслужбами не фиксируются, не идентифицируются как таковые. Потому что технологии сетевой войны являются очень тонкими и оперируют с тем, что у любого чиновника, даже спецслужбиста, протекает сквозь пальцы.

По сути дела, гражданское общество, которое мы строим, является максимально удобной платформой для ведения сетевой войны, поскольку гражданское общество в техническом смысле и есть оптимальное пространство для эффективного ведения сетевых войн. Институты гражданского общества не подлежат, как правило, жёсткой юрисдикции и плотному административному контролю. Соответственно, в условиях сетевой войны гражданское общество, его институты и его сегменты становятся наиболее эффективной и не контролируемой государством средой десуверенизации. Различные неправительственные организации, фонды, движения, экспертные сети, научные сообщества, группы людей по интересам, институты или группы, скажем, исследования этнических проблем – всё вместе это, включая, кстати, и радикальные, и интеллектуальные центры – будет задействовано американцами. Это очень серьёзный вызов, который в таком качестве не встречался ранее в нашей истории.

Мы знаем эпохи войн государств против государств, – Вестфальская модель, – мы знаем идеологическую борьбу двух мировых лагерей – капиталистического и социалистического. Кстати, показательно, что идеологическую борьбу с Западом мы проиграли. Это – тревожный момент: если в модели "государство на государство" мы способны выигрывать, то мы дважды проиграли идеологическую борьбу: один раз (в 1917 году) позволив опрокинуть царский режим, который был основан на вполне определённой православно-монархической русской идеологии, а потом – советский режим в 1991, где русско-мессианский фактор выступал косвенно. И в обоих случаях огромную роль сыграли внешние сети. Эти сети были разнообразными: от этнических групп до религиозных сект и политических заговорщиков. И те, и другие были в свою очередь густо приправлены прямыми шпионами и коррумпированными представителями собственных спецслужб.

Геополитика выше, чем идеология

Геополитика выше, чем идеология, и даже полностью переняв у наших геополитических врагов их политическую и ценностную систему (демократию, либерализм, рынок и т.д.), геополитического напряжения мы не снимем, оно никуда не исчезнет. 20 лет ушло на то, чтобы геополитическая методология, растиражированная в 1995-м году в книге "Основы геополитики"[33] (но сформулированная и обнародованная ещё раньше в конце 80-х, до распада СССР), стала общим местом. Сегодня то же самое утверждает любая новостная программа центральных российских каналов. Но на то, чтобы это доказать, ушло почти 20 лет борьбы – за тезис о том, что геополитическое противостояние России и Запада не снимается при изменении идеологической модели. Но сегодня так же приходится доказывать, что против нас ведётся сетевая война, и это надо осознать.

Надо понять: если мы хотим выжить, сохранить свой суверенитет, нам необходимо осознано включится в эту сетевую войну – против США и их мировых сетей – внешних и внутренних, необходимо уже сейчас начать вести её самым активным образом. Не только обороняться, но и наступать. Мы должны усвоить правила её ведения, выяснить, какие инструменты она использует.

Основная угроза на сегодня заключается в том, что мы не ведём сетевой войны, у нас нет своей позиции даже по ближнему зарубежью. Нет позиции по Украине, по Грузии, Молдове, Азербайджану. Мы смутно осознаем, что Америка – наш противник, и это уже хорошо. Это не само собой получилось: в этом есть и результат многолетней работы в области геополитики, которая в итоге стала общепринятой дисциплиной. Здесь сказалась и оборонная ментальность силовиков. Но, ни инструментария, ни опыта эффективного противодействия опасным и очень эффективным сетевым стратегиям США у нас нет и близко.

Путин опутан сетями

Сети проникли в российскую власть с 90-х годов. И если прямых сторонников десуверенизации России – Волошина, Касьянова, Ходорковского, СПС оттуда постепенно устранили, а те, которые остались, не играют большой политической роли, то атлантистские сети всё равно остались рядом с властью. Большое количество подобных людей сейчас находится в Общественной палате. Может быть, они и ничего не решают, но это опасно. От своих агентов в среде диссидентуры кураторы из КГБ СССР настолько заразились западными мифами, что провалили страну и режим, которым присягали на верность, и это тоже сетевые технологии.

В 90-е годы американские стратеги ловко и тонко проникли в структуры силовиков, создав там очаги влияния. И даже за патриотическим настроем некоторых силовых группировок в окружении Путина легко угадываются те же самые инструменты, те же самые нити, те же самые сети. Казалось бы, одни – сторонники либерализма, откровенные западники, и с ними всё понятно, но другие-то – наоборот националисты, патриоты, противники Запада. Но вот только манипулируют ими одни и те же операторы из Вашингтона. Силовикам, в отличие от либералов и правозащитников, никто напрямую не говорит: "давайте десуверенизируем Россию". Это говорит только Каспаров, или гламурный, выживший из ума Немцов. С силовиками же всё тоньше. Ими манипулируют через национализм: неявно, потакая провокациям в духе "Русского марша", чем силовики также подыгрывают Западу, который прекрасно понимает, что русский национализм является таким же эффективным сетевым оружием в развале России, как и национализм малых этносов – только ещё более действенным и разрушительным.

Нынешняя, сетевая пятая колонна не такая простая и прямолинейная. Нам подчас хотят изобразить, что всё дело только в либералах или в "маршах несогласных", но это самая откровенная вершина айсберга. Более того, это ложная цель. Самые серьёзные сети влияния, направленные на десуверенизацию России, находятся среди тех, кто близок Путину, кто его поддерживает и с ним работает, кто предопределяет, и, в значительной степени, влияет на выработку его стратегии. Вот где надо искать настоящий заговор. Ведь заговор – это просто устарелое "архаическое" название для обозначения того явления, которое сегодня открыто принято называть сетевой войной.

Путин в сетевой войне

Президент Путин с приходом к власти, вольно или невольно, вступил в сетевую войну. И стал постепенно противодействовать её ходу, выключая сегменты её влияния исходя из чувства самосохранения. По сути, он постепенно сконструировал из разрозненных останков государственности новый полюс, способный противодействовать многомерным вызовам, идущим со всех сторон – как извне, так и изнутри. Путин постепенно отчленял и выводил в положение вне игры наиболее опасные сегменты атлантистских сетей: олигархов, либералов-западников, проводников американских интересов, НПО, напрямую замешанные в шпионской деятельности. Путин переломил процессы в области этнических меньшинств, сделав сотрудничество с государством более привлекательным, вернул в Россию Чечню. Годы правления Путина были арьергардными боями против тех сетей, которые сложились в 80-е и особенно 90-е. Это была гигантская контр-разведывательная операция, направленная на оборону.

Однако ни теоретических разработок в области сетевой войны, ни полноценной стратегии её ведения в дальнейшем, ни конкретного плана по реализации её этапов в наступательном ключе в должной мере не велось.

Процессы постмодерна качественно не осмыслялись, алгоритмов поведения в сетевой войне не выработано. Путин действовал скорее интуитивно, гася пожар там, где он начинал разгораться по факту. Важно, что сам Путин оказался наделённым иммунитетом перед сетевыми моделями, и действовал строго в интересах государства и народа. Но более интуитивно, чем сознательно. Сегодня речь пока не идёт о том, чтобы вести сетевое наступление.

ГРЯДУЩАЯ БИТВА

В последние годы сетевые войны стали всё более очевидными. В жёсткой форме (hard) они ведутся США в Ираке и Афганистане, готовятся войти в жёсткую фазу в Иране и Сирии. В мягкой форме (soft) они апробировались в Грузии, на Украине, в Молдове, других странах СНГ. «Оранжевая» революция в Киеве – типичный пример реализации именно таких технологий. Задача отрыва Украины от России была решена энергично, упорно, с использованием множества факторов, причём без применения классических силовых методов. Важнейшим инструментом этого процесса является «оранжевая сеть». Она создана по всем правилам ведения сетевых операций. Задачей ОБЭ на Украине было наглядное формирование систем поведения всех сторон – Ющенко, Януковича, Кучмы, элит, масс, политтехнологов, экономических кланов, высших чиновников, этнических и социальных групп. Каждый участник драматической украинской осени‑2004 был манипулируем. Кто-то напрямую, кто-то косвенно, кто-то через Россию, кто-то через Европу, кто-то через экономические рычаги, кто-то через религиозные (часто протестантские) круги и т.д. Оранжевые процессы – это откровенное всплытие сетевых операций. После этого не замечать их невозможно.

Провал России и пророссийских сил на Украине был предопределён до начала всей этой ситуации, так как между собой столкнулись силы, совершенно несимметричные – индустриальные технологии против информационных (постиндустриальных). Именно оранжевая революция в Киеве показала всю бездну российского отставания и весь объём американского превосходства. На пути к мировому сетевому господству США сделали еще один выразительный и внушительный шаг.

Теперь уже нет сомнений, что сходная участь ожидает и саму Россию. При этом важно, что это произойдёт даже в том случае, если Россия останется в статусе «нейтральной» державы или даже друга США. ОБЭ, как явствует из новой теории войны, ведутся против всех и всегда. В России естественным образом назревает кризис, и её поведением в этот период займутся, и уже активно занимаются, американские архитекторы сетевых войн. Для этого будут задействованы основные сегменты внутри самой России, будет оказано влияние на социальные, информационные и когнитивные процессы, всем будут отведены свои роли, и все будут вынуждены их исполнять – и «болотные» представители американских сетей, и их противники, и оппозиция, и охранительные структуры. Даже обыватели, их пассивность и отчужденность может быть использована в сетевых войнах – как малые токи используются в компьютерных технологиях, и в частности, в микропроцессорах.

Евразийская сеть – симметричный ответ

Единственным теоретически стройным ответом со стороны России, если она, конечно, намерена сопротивляться и отстаивать свою суверенность, т.е. готова принять вызов сетевой войны и участвовать в ней, была бы разработка симметричной сетевой стратегии. С параллельным и стремительным апгрейдом отдельных сторон государства – управления, спецслужб, академической науки, технопарков и информационной сферы – в сторону ускоренной постмодернизации. Определённая часть российской государственности должна быть волюнтаристически и в авральном порядке очищена от сегментов американской сети, переведена в экстраординарный режим работы, наделена чрезвычайными полномочиями и брошена на создание адекватной сетевой структуры, способной хотя бы частично противодействовать американскому вызову. Это потребует создания специальной группы, куда должны войти отдельные высокопоставленные чиновники, лучшие пассионарные кадры различных спецслужб, интеллектуалы, ученые, инженеры, политологи, корпус патриотически настроенных журналистов и деятелей культуры. Задачей этой группы должна стать разработка модели евразийской сети, вобравшей в себя основные элементы американского постмодерна и информационного подхода, но направленной симметрично против вектора её воздействия. Это значит, что необходимо произвести срочную и чрезвычайную «постмодернизацию» российских ВС, спецслужб, политических институтов, информационных систем, коммуникаций и т.д., разработать систему собственных ОБЭ, которые применили бы сетевые технологии против тех, кто их создал и стремится сегодня использовать в своих целях.

Это невероятно трудная задача, но, не поставив её, Россия обречена на поражение от сетевых технологий, с которыми она в нынешнем своём состоянии по определению не справится. В соответствии с сетевой стратегией здесь будет использована совокупность таких разнородных факторов, действующих синергетически, что даже отследить их взаимосвязь и конечную цель ни одна инстанция управления будет не в состоянии. Сетевую войну можно выиграть только сетевыми средствами, адаптировав к собственным условиям и целям эффективные и стремительно развивающиеся технологии.

Вышеуказанные принципы были принципами построения современной глобальной атлантистской сети. Единственная сеть, которая существует на данный момент – это глобалистская, атлантическая сеть и её подсети, выполняющие те или иные вспомогательные функции. Например, террористическая сеть, несмотря на её глобальные претензии, является лишь подсетью всемирной атлантистской сети. У мировой террористической сети отсутствует субъектность, и по всем параметрам осуществления своих действий она идеально укладывается в модель глобалистской сети. Как только американцам для тех или иных действий нужен предлог, этот предлог обеспечивается «мировым терроризмом».

Нашей суперзадачей является создание собственной евразийской сети, и создать её нужно таким образом, чтобы она не была подсетью атлантистской сети. Но мы не можем говорить, что она будет в изоляции – создать сеть в изоляции вообще невозможно. Очень важно понять, по каким принципам против нас ведутся сетевые войны. Только поняв это, мы сможем выработать симметричную модель.

Атипичная структура сети снижает представление о ресурсах, постепенно они становятся всеобщими, распространяются всё шире и шире, но с другой стороны код их использования хранится в строгом секрете. Наша задача – расшифровать этот код, и пользоваться ресурсами, которые уже есть в сети. Проще говоря, для того, чтобы быть хакером, не надо быть владельцем огромных сетевых компаний – проще найти брешь в операционном программном обеспечении и с её помощью дестабилизировать систему гигантских сетей.

Принцип евразийской сети – это ведение партизанских действий в сети, в структуре противника, это поиск её слабых мест. Они есть, и в какой-то степени глобальная атлантистская сеть оперирует с тем фундаментом, который принадлежит Евразии.

Тематика и суть постмодерна должна быть глубоко усвоена теми, кто вступил в борьбу с атлантистской сетью, без понимания этого многого добиться невозможно. Только тот, кто понимает, что такое постмодерн, и чем он отличается от модерна и премодерна, способен выжить и сохранить свою субьектность в современном мире.

Евразийское командное намерение – постоянная и переменная руководства евразийских сетей, в том числе, за пределами Евразии, на территории противника, поэтому очень важно разбираться в философских построениях трёх парадигм. Переменная часть (новые импульсы), надо тоже понимать и постоянно расшифровывать, поэтому управление евразийской сетью должно быть тоже сетевым. Необходимо, чтобы воля участников евразийских сетей слилась с волей государства, чтобы стать единым целым Евразийского процесса. Поэтому речь идёт о том, что командное намерение – это вещь, которую нужно учится правильно понимать. Смысл жизни наполнится сетевым смыслом, мы начнём понимать, почему с нами происходят негативные или позитивные вещи, поскольку в сетевом пространстве всё взаимосвязано.

Всеобщая евразийская осведомлённость – это свойство нашей евразийской сети, она выражается в широком распространение командного намерения на все уровни сети.

Глубокое сенсорное проникновение в евразийской сети означает, что те, кто подключён, должны участвовать в циркуляции информации, каждый участник должен сосредотачиваться на её обработке, получении и распределении. Надо уметь выбирать вещи важные, в том числе и из того, что кажется неважным.

Государство пока слишком неповоротливо и не может заниматься созданием евразийской сети, т.к. уровень его понимания слишком низок, – Россия сознаёт себя ещё в досетевой реальности. Мы должны быть такими же сетевиками, как хакеры по отношению к программистам.

Только тот, кто понимает, что такое постмодерн, и чем он отличается от модерна и премодерна, способен выжить и сохранить свою субьектность в современном мире. Как сказал Рене Генон, существуют три этапа космической деградации: в начале яйцо мира открывается сверху, тогда возникает некое духовное проникновение лучей в наш мир, – это премодерн. Потом яйцо мира закрывается сверху, и человечество остаётся предоставленным самому себе, как будто человек и материальный мир – это всё что мы имеем – это и есть эпоха модерна. А когда яйцо мира открывается снизу – это означает наступление эпохи постмодерна. Эпоха постмодерна – это эпоха великой пародии, когда многие вещи берутся из прошлого, но при этом лишаются своего прямого содержания.

Сейчас на повестке дня существование России. Сетевая война, ОБЭ будут направлены на свержение Путина и укрепление атлантистского влияния на процессы в РФ. Мы сможем отстоять Россию, укрепить и сохранить Евразию как полюс многополярного мира, только сознательно и подготовленно вступив в сетевую войну (которая и так ведётся против нас) и одержав в ней победу.

Выносы:

Клубень (ризома) даёт стебли и вверх, и вниз. Но всякий раз, когда мы хотим выполоть это растение, мы выпалываем только какой-то фрагмент.

Талантливый сетевик – networker – это нечто иное, чем талантливый физик. Будучи не способным погрузиться в глубинное познание, при этом он способен к компилированию. Он с лёгкостью отделяет в потоке информации сущностное от второстепенного.

Теория сетевых войн утверждает, что современные конфликты развертываются в четырех смежных областях человеческого функционирования: в физической, информационной, когнитивной (рассудочной) и социальной. Решающий эффект достигается однонаправленным действием всех этих элементов

США не могли победить СССР ни в военном столкновении, ни в прямой идеологической борьбе, ни путём лобового противоборства спецслужб. Тогда был задействован главный принцип сетевых стратегий: неформальное проникновение, поиск слабых, неопределённых, энтропических составляющих советской иерархии.

Заговор – это просто устарелое "архаическое" название для обозначения того явления, которое сегодня открыто принято называть сетевой войной.

---

[1] См. например Arquilla J. Ronfeldt D.F. The emergence of noopolitik: toward an American information strategy. Rand Corporation, 1999; Arquilla J. Ronfeldt D.F. Networks and netwars: the future of terror, crime, and militancy. Santa Monica: Rand Corporation, 2001; Cebrowski A.K. and Garstka J.J.Network-Centric Warfare: Its Origin and Future. Proceedings (January 1998) и др.

[2] См. Максимов И. В. Цветная революция: социальный процесс или сетевая технология? М.,2010.

[3] The implementation of network-centric warfare. Washington. D.C. Office of the Secretary of Defense,

2005; "Impact of the Network on Operation Iraqi Freedom," keynote address by General Tommy Franks, USA (Ret.) at the Network-Centric Warfare 2004 conference on 22 January 2004, Washington, DC.

[4] Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М., 2000.

[5] Делез Ж., Гваттари Ф. Ризома // Философия эпохи постмодерна. / Сб. переводов и рефератов. Минск, 1996.

[6] См. Barnett T. P. M. The Pentagon's New Map. New York: Putnam Publishing Group, 2004.

[7] Arquilla J. Ronfeldt D.F. The emergence of noopolitik: toward an American information strategy. Rand Corporation, 1999; Arquilla J. Ronfeldt D.F. Networks and netwars: the future of terror, crime, and militancy. Santa Monica: Rand Corporation, 2001; Arthur K. Cebrowski and John J. Garstka, "Network-Centric Warfare: Its Origin and Future," U.S. Naval Institute Proceedings. Annapolis, Maryland: January 1998; Alberts D. S., Garstka J. J., Stein F. P.Network Centric Warfare: Developing and Leveraging Information Superiority. Washington. D.C., 1999.

[8] Arthur K. Cebrowski and John J. Garstka, "Network-Centric Warfare: Its Origin and Future," U.S. Naval Institute Proceedings. Annapolis, Maryland: January 1998; Blaker J.R. Transforming military force: the legacy of Arthur Cebrowski and network centric warfare. Greenwood Publishing Group, 2007.

[9] Англ. «network warfare» - «сетевое военное искусство»

[10] Hersprin D. R. Rumsfeld's Wars: The Arrogance of Power. Lawrence, Kans.: University Press of Kansas, 2008.

[11] The implementation of network-centric warfare. Washington. D.C. Office of the Secretary of Defense, 2005

[12] Цит. по: Edward A. Smith, Jr. Effects based Operations. Applying Network centric Warfare in Peace, Crisis and War, Washington, DC: DoD CCRP, 2002.

[13] Burke M. Information Superiority, Network Centric Warfare and the Knowledge Edge. DSTO Electronics and Surveillance Research Laboratory, Salisbury, Australia, 2000.

[14] Англ. shared awareness

[15] McCormick J.M. Achieving battlespace awareness in network-centric warfare by integrating web and agent technologies // Battlespace Digitization and Network-Centric Systems IV. Edited by Suresh, Raja. Proceedings of the SPIE, Volume 5441, 2004, pp. 61-68..

[16] Forgues P. Command in a network-centric warfare // Canadian Military Journal. Summer 2001. P.23-30

[17] Hutchins, S. G., Kleinman, D. L., Hocevar, S. P., Kemple, W. G., and Porter, G. R. Enablers of Self-synchronization for Network-Centric Operations: Design of a Complex Command and Control Experiment //Proceedings of the 6 the international command and control research and technology symposium, CCRP, Annapolis, MD,USA, 2001.

[18] The implementation of network-centric warfare. Washington. D.C. Office of the Secretary of Defense, 2005

[19] Vego M. Joint operational Warfare. Washington. D.C. 2009.

[20] The implementation of network-centric warfare. Washington. D.C. Office of the Secretary of Defense, 2005

[21] Arquilla J. Ronfeldt D.F. Networks and netwars: the future of terror, crime, and militancy. Santa Monica: Rand Corporation, 2001.

[22] Яркий пример, характеризующий подобный подход – ситуация с патриотической оппозицией в начале 90-х годов, которая собирала многотысячные митинги, куда приезжала съёмочная группа НТВ, снимала двух-трёх бомжей на периферии, сумасшедшего, обмотанного в красный флаг и подавала произошедшее как сборище пары десятков маргиналов.

[23] Хардт М., Негри А. Империя. М., 2004.

[24] Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек (The End of History and the Last Man). М.: Ермак, АСТ, 2005.

[25] Хантингтон С. Столкновение цивилизаций (The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order). М.: АСТ, 2007.

[26] Fukuyama F. State-Building: Governance and World Order in the 21st century. Cornell University Press, 2004.

[27] Barnett T. P. M. Great Powers: America and the World after Bush. New York: Putnam Publishing Group, 2009; Barnett T. P. M. The Pentagon's New Map. New York: Putnam Publishing Group, 2004.

[28] McLuhan M., Fiore Q. The Medium is the Massage: An Inventory of Effects. N.Y.: Random House, 1967.

[29] Бовдунов А.Л. НПО: Сетевая война против России // Сетевые войны: Угроза нового поколения. Евразийское движение. М., 2009.

[30] Манн С. Теория хаоса и стратегическое мышление. – www.geopolitika.ru. [Электронный ресурс] URL: http://geopolitica.ru/Articles/893/ (дата обращения 05.08.2010).

[31] См. Smith E.A. Effects Based Operations. Applying Network Centric Warfare in Peace, Crisis and War, Washington, DC: DoD CCRP, 2002.

[32] Cebrowski A.K., Garstka J.J. Network-Centric Warfare: Its Origin and Future // U.S. Naval Institute Proceedings. Annapolis, Maryland: January 1998.

[33] Дугин А. Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить Пространством. М: Арктогея-центр, 1999.

Количество показов: 8680
Рейтинг:  4.2